Провинциалы

Отец Виталия боролся с раком три года. В прошлом году ему сделали операцию, и, казалось, ему удалось победить болезнь, но через полгода мужчина начал кашлять кровью, и тогда стало ясно, что он уже не выкарабкается. Умирал он долго, но Виталий все никак не мог решиться его навестить. Он искал все новые и новые поводы отложить поездку, пока не стало слишком поздно.

Тем временем тетушка уже успокоилась и теперь сидела за столом. Ее морщинистое лицо застыло в скорбном унынии. Виталий положил руку ей на плечо, пытаясь приободрить, но женщина, не замечая его, продолжала говорить:

— Он так мучился в последние дни. Все это время я была рядом и, да простит мне Бог, я молилась, чтобы он поскорее умер. Это ужасно, но ты не видел, как он страдал. — Женщина снова заплакала. — Так и умер в своей кровати. Врачи не стали его забирать. Он до сих пор там, а я так и не смогла зайти к нему. Не могу видеть его таким. Просто не могу! — Больше она не могла говорить, ее душили слезы.

Тут в кухню вошла Виталина. Увидев, что тетя Валя впадает в истерику, женщина обняла золовку и начала что-то шептать ей на ухо. Виталия они не замечали, поэтому он осторожно вышел в коридор, сделал несколько неуверенных шагов в сторону спальни и остановился. Он вдруг осознал, что прежде никогда не видел покойников. Только в кино. Но ведь там они не настоящие, и Виталий понимал, что лица актеров нисколько не походят на те, к которым прикоснулась смерть, навсегда запечатлев в их гримасе момент, когда они убедились, что все закончится прямо здесь и сейчас. Но больше всего Виталий боялся не этого. В его памяти лицо отца уже совсем померкло, и он опасался, что отныне будет помнить его только как бездыханный труп. А еще — что, увидев его, он наконец-то осознает случившееся и не сможет унять слез.

Гроб с телом его отца стоял посреди спальни на двух табуретах. Его худощавое лицо словно свисало с черепа. Впалые щеки были неумело выбриты чьей-то рукой. Виталий не мог понять, состарился он или нет. Он не мог сказать, изменили ли его болезнь или смерть. Он не мог сказать о нем ничего. Виталий видел лишь труп, вызывавший в нем легкий страх, который испытывает каждый, кто подходит слишком близко к смерти. Вот и все — ни воспоминаний, ни горя, ни мыслей. Ничего. Были только он и человек, когда-то зачавший его, лежащий теперь в гробу.

За следующие два дня Виталий услышал много соболезнований и слов поддержки, и каждый твердил ему, как непросто потерять близкого человека. Вот только сам Виталий, стоя в той мрачной комнате, понял, что у него никогда не было отца, и, как ни странно, наконец-то почувствовал облегчение.

Защитник правды

Виктор Семенович, представитель почетной административной профессии, ненавидел ложь. От людей он требовал честности, а лгунов безжалостно наказывал. Однажды, уличив одного из подчинённых в неискренности, он беспощадно выругал его прямо на глазах у испуганных коллег, а после, и вовсе позабыв об уставе, усадил его на стул и отвесил несколько оплеух. Об этом еще долго судачили у кофейного автомата и передавали другим как назидание. Сам же Виктор Семенович правду говорил исключительно редко.

Заслуженный отдых

Алексей Геннадиевич ненавидел старость. Он ненавидел свои ноющие суставы. Ненавидел свои ослабевшие руки. Ему надоело, что весь день его клонит в сон и что все тихонько посмеиваются над тем, как он засыпает, сидя на лавочке в парке. Его утомляла необходимость мочиться по пять раз за ночь. Но больше всего он ненавидел пенсию.

Обычно Алексей Геннадиевич просыпался рано утром, потому что за последние тридцать пять лет привык вставать в пять тридцать утра, чтобы успеть на металлургический комбинат. Раньше Алексей Геннадиевич ненавидел дорогу на работу, а теперь злился из-за того, что не мог больше сесть в старый автобус, где его ждали сонные лица работяг.

Встав с постели, Алексей Геннадиевич заваривал крепкий чай, делал себе бутерброды и шел завтракать у телевизора. Жена Алексея Геннадиевича умерла шесть лет назад, и с тех пор мужчина жил один. А последние два года, после того как товарищи, с которыми он работал на комбинате, проводили его на пенсию, Алексей Геннадиевич общался лишь со своим сыном, приезжавшим к нему два раза в неделю.

До обеда Алексей Геннадиевич обычно сидел в гостиной, а после шел прогуляться в парк и сделать покупки. Затем играл в карты с другими стариками и, вернувшись домой вечером, снова садился у телевизора. Иногда он пытался читать книги, но дело это ему быстро наскучивало. Однажды мужчина попытался научиться играть на гитаре, но и это занятие вскоре бросил.