Провинциальный детектив

Подгурский схватился за голову. Похоже, парень уже начал реализовывать ценные советы московского коллеги. Он набрал мобильный Панюшкина и не успел даже «а» сказать, как на него обрушился поток информации. Он успел только вставить «хорошо» и положил трубку.

– А на самом деле ничего хорошего. Он пошел в школу, которую ему наша всезнающая Женечка описала как самую престижную, сходил к директору, наплел что-то про исследование криминогенной обстановки в школах, и окольными путями подтвердил, что мелкий Кравцов учится именно там. Теперь сидит в «засаде», ждет.

Турецкий нетерпеливо постукивал ложкой о края фарфоровой чашечки. Что тут можно сказать: молодец парень. Зря время не теряет. А вообще-то, уже пора: надо съездить в больницу, поговорить со Смородской – и домой… Как можно скорее!

Чай был допит. Последовало крепкое рукопожатие, и московский гость вышел из кабинета. И как только дверь за ним закрылась, раздался телефонный звонок. Подгурский застонал: вот оно, неминуемое возмездие за излишнее доверие современным технологиям! И разгребать все это придется ему одному! И за что на него все это?!

Глава 27

Из широкого, открытого настежь окна «сталинки» был виден сплошной зеленый массив. В этом парке во время физкультуры бегают кросс. После занятий гуляют с девочками. Хорошее место. Спокойное.

– Здесь не надо говорить. После математики выйдем и там, за поваленным деревом, спокойно все обсудим.

Мальчики прошли по пустой – урок уже начался – рекреации к кабинету. Вошли. Извинились. Сели за свою парту – вторую в среднем ряду.

Еще с начальной школы, когда у него только-только стало падать зрение, Люда требовала, чтобы он сидел на первой парте. Носилась со справками от окулиста, размахивала им перед училками. А их и убеждать не надо было – все и без того хвостами перед ней вилять готовы. Ему не хотелось сидеть на первой парте. Компромиссом оказалась вторая. Рядом подсадили еще одного близорукого анархиста – Дэна.

Поговорить надо было. С глазу на глаз, не по Интернету, не по телефону. Что-то надо было делать со всей этой историей.

Математика – любимый предмет. И все равно он сидит и ждет не дождется, когда урок закончится. Слишком много всего важного надо обсудить. Дэн, похоже, тоже нервничает. Хотя это может заметить только тот, кто его хорошо знает. Боится? Может быть, хотя, в общем-то, нечего пока. Что это за неконтролируемое беспокойство? Стыд? Скорее, какая-то странная неловкость. С этим надо разобраться. Может, действительно лучше ему уехать? Все-таки хорошо отец с Элей придумал.

Звонок заходится истерическим визгом. По крайней мере, так кажется ему.

Панюшкин, стоя недалеко от входа, видел, как младший Кравцов вышел из школы. Но он был не один. С приятелем. Куда он сейчас пойдет? Домой? Нет, мальчики обогнули здание и направились в сторону парка. Он проследовал за ними. Погулять решили. Надо признать, ничего криминального в этом намерении нет. Действительно, почему не погулять после уроков?

В парке оказалось на удивление людно. Толпами бродили мамаши с колясками, сновали шустрые дети на велосипедах и самокатах. Хозяева выгуливали смешных мелких собачонок. Бабушки оккупировали скамейки.

Лавируя между прохожими, Панюшкин шел на некотором расстоянии от мальчиков, ожидая, когда же они, наконец, разойдутся и Кравцов-младший останется один. Дойдя до оживленного перекрестка двух аллей, на котором стояли несколько палаток с мороженым и сахарной ватой, они вошли в покосившийся синий домик с надписью «Тир». Панюшкин засомневался: с одной стороны, были опасения, что Илья запомнил его, узнает, и тогда разговор уж точно не получится. С другой стороны, стрельба для мальчишки – момент показательный. Очень хотелось увидеть его с оружием в руках. Пусть даже с игрушечным…

Возле тира стояла взмыленная молодая «мамочка», – Панюшкин давно выделил для себя этот типаж, – и шумно препиралась с пацаненком лет восьми.

– Мама, ну, дай пострелять!

– Да ты все равно не умеешь! Только деньги зря потратим! Пойдем лучше на качели.

– Да ну их, эти качели! Каждый день качели! И вообще, как я научусь, если пробовать не буду!

– Потом, на выходных пойдем с папой, он тебе покажет. Все! Давай руку!

– Ма-ам! Ну, давай постреляем! Все равно на выходных никуда не пойдем, я же знаю, опять ругаться будете.

Мамаша густо покраснела и крепко сжала детскую ручонку, собираясь потащить сына за собой. Панюшкин быстро сориентировался.

– Девушка! – Никакой реакции не последовало. – Девушка!

– Вы ко мне обращаетесь? – Панюшкин, как мог, улыбнулся ей. Как ни странно, это сработало.

– Давайте, я с ним постреляю! Пожалуйста! Мы оба вас просим!

Мальчик недоверчиво посмотрел на мать.

– Я приглашаю! – Панюшкин уставился на нее и улыбнулся еще раз, нарочито восхищенно и, как ему самому показалось, слегка лукаво. Как оно было на самом деле, сказать сложно, но, тем не менее, цели своей он достиг. Усталая молодая женщина улыбнулась в ответ, хоть и не без некоторой подозрительности.