– Звонила в реанимацию. Живой. Волгин, врач реанимации, с которым разговаривала, диагноз подтвердил: перелом основания черепа.
– Живой, и слава Богу!
– Ещё неизвестно, как лечение пойдёт. Зинаида Геннадьевна говорит, такие травмы бесследно не проходят. Серьёзные осложнения бывают.
– Будем надеяться на лучшее.
Я сказал, что вчера полазил по интернету и надёргал разных фотографий, так давайте вместе посмотрим, может, кто кого узнает.
Мы прошли в мою комнату, я сел за стол и включил компьютер. Все расположились за моей спиной. Стоило мне открыть файл с фотографиями, как из-за моей спины наперебой полетело:
– Да вот они все! Чика, Табак, Костыль, Хусаян.
– А это Гнездилов, что ли?
– Кто же ещё?
– Опять Чика. Костыль с Хусаяном в «Форварде». Табак!
– С кем это он, да ещё в спортзале?
– С Копыловым! Он у них там главный вышибала.
– Ну и горилла!
– У Гнездилова пачка не меньше!
– А позы какие!
– Кина нагляделись!
– А это что за урод? Бр-р-р!..
– Лёва-псих.
– Псих? Натуральный?
– А разве не видно?
– А чего его тогда выпустили?
– Говорят, безобидный.
– Ничего себе, безобидный!
– Вот-вот.
По ходу дела я фиксировал клички, фамилии, имена. Когда дети разъехались, я расположил фотографии так, чтобы нагляднее смотрелись: вот вся группировка вместе, вот они по двое, по трое в характерных позах, вот по одному. Затем составил «заявление» (без «шапки», которую решил написать в отделении), «объяснительную» и поехал в полицию.
Было около семи вечера, когда я прибыл туда.
Подойдя к стенду, на котором висели образцы заявлений, я стал отыскивать нужную «шапку». Однако буквально тут же ко мне подошел невысокого роста круглолицый плотный капитан и поинтересовался, не нужна ли помощь. Я ответил, что мне надо написать «шапку» на «заявлении».
Он спросил:
– А по какому поводу «заявление», можно посмотреть?
Я дал ему. Он начал читать и тут же делать замечания:
– Вы тут неправильно пишете. Вы уже определяете характер преступления и обвиняете, а вина пока не доказана и ваш сын официально ещё не признан потерпевшим. Так не пишется. Вам бы адвоката. А что, собственно, произошло?
Я кратко пересказал. Он спросил:
– Имена, клички какие-нибудь знаете?
Только я начал называть, как он сразу же подхватил:
– Знаем, всех знаем, – и, разведя руками, с видимостью огорчения добавил: – Но ни-че-го не можем с ними сделать!
У меня разве что челюсть не отвисла. Уж если они, подумал, такие беспомощные, мы куда лезем? Однако вслух ничего не сказал. Да и что на это сказать? Да и бравый вид капитана совершенно не соответствовал тому, что он только что с явно показным огорчением произнёс. И потом, что значит ничего не могут сделать?
Не могут или не хотят? Что за абракадабра такая?.. Скажу наперёд, далеко не сразу дошло до меня, для чего и впредь разными сотрудниками полиции всё это нам говорилось.
Меж тем капитан подошёл к окошку, о чём-то переговорил с дежурным, тот извлёк с полки тоненькую папку, затем оба ещё раз заверили меня, что другого заявления писать не надо, а вот объяснение, мол, давайте, к делу приложим.
Лучше бы я его не отдавал. По моей юридической неосведомлённости оно только способствовало развалу дела. Но что я тогда понимал? И вообще, что мы, простые смертные, в этих делах понимаем? Про талон, разумеется, опять забыл. Вспомнил уже на полпути к дому, но возвращаться не стал. Подумал: «Если уж и на этот раз не предложили, стало быть, он точно не нужен».
А со следующего утра и началось.
После девяти позвонила Даша и сообщила, что к нам едет областное телевидение. А ещё через пять минут в комнату вошла с переносной трубкой домашнего телефона чем-то сильно взволнованная Катя и сказала, что Алёшку из реанимации перевели в общую палату.
– Как?
– Сказали, никакого перелома основания черепа, оказывается, у него уже нет.
– Кто сказал?
– Балакин. Врач лечащий. Только что с ним по телефону говорила. Сказал: ничего страшного, подлечим и выпишем недельки через две.
– Ты это серьёзно?
– И я так подумала. Надо срочно в больницу ехать.
– А телевидение?
– После них. Даша говорит, они тоже собираются везде побывать.
Через полчаса появились Даша с Лерой, их привёз на машине Игорь, и под маменькиным руководством, как две заведённые метлы, принялись наводить порядок. Кошка не знала, куда от них деться, и с взъерошенной шерстью сновала между ног в поисках безопасного угла, пока не догадалась шмыгнуть в коридор, а оттуда на улицу. Я тоже везде мешал, однако уходить из дома наотрез отказался, поскольку с утра в воздухе повисла такая мерзкая хмарь, что я серьезно боялся простудиться.
Наконец, когда всё было прибрано, сели пить чай, а ещё через полчаса, около одиннадцати, появились телевизионщики, совсем ещё молоденькие, но уже знающие своё дело: курчавый рыженький оператор и худощавая русоволосая корреспондентка.