При упоминании грозного комитета, Мешков едва не рухнул в обморок. Одно лишь это слово наводило смертельный ужас, и тут же вырисовывались необозримые заснеженные сибирские лесосеки, это в лучшем случае, в худшем – на лбу начертанный зеленкой крест.
– Я согласен! Я согласен! Только помоги! Ты же меня знаешь, я вовсе никакой-то там убийца. Ведь мы много лет… Витя, ты ведь мне поможешь? – заискивающе, протягивая руки к своему предполагаемому спасителю, лепетал гулена. На Мешкова отвратительно было смотреть. Залитое слезами посеревшее от страха лицо, трясущиеся губы, кающийся взгляд побитой собаки.
– Напишу, все тебе напишу, только помоги избавиться от этого кошмара! Он стал лихорадочно рыться на письменном столе в поисках бумаги и ручки.
– Обязательно укажи, чем ты прихлопнул девушку. Не вздумай городить забор относительно шпионства. Так прямо и напиши: привел, мол, проститутку в номер и убил ее по собственному желанию.
– Но у меня не было такого желания, – стал, было слабо протестовать убийца на «несправедливость» обвинения со стороны дознавателя. – И не сразу я ее убил. С твоих слов складывается впечатление, будто я какой-то маньяк-убийца, тем и занимаюсь, что привожу девушек к себе с единственной целью убивать. – Заступился несчастный за свою личность.
– Лирику оставь при себе. Она тебе пригодится, при написании мемуаров для своих детей.
– О, Господи, мои дети! Позор, какой позор, я навлек на их святые головки! Несмываемое родовое пятно! Простите, детки, своего грешного отца, если можете! – заламывая руки, причитал кающийся преступник.
– Довольно театра! Пиши! – прицыкнул на него Рогов.
Бумага под диктовку была составлена, с указанием места и времени происшествия, орудия убийства, способа избавления от трупа, и с полными паспортными данными Мешкова.
– Виктор, а что мне делать вот с этим? – Валентин Егорович робко указал пальцем на то, что сейчас лежало не только на ковре, но и на его грешной душе.
– Как что? Делай так, как ты написал в «признании». Я тебе все подробно продиктовал: что и как. Это сейчас уже твои проблемы. Сумел убить, умей избавиться от трупа. – Виктор равнодушно положил сложенный в четверо листок с признанием в боковой карман пиджака, и добавил: – вот так.
– Как это вот так?! Я для чего тебя позвал?! Только за тем, чтобы написать признание? Вот это друг, называется! – стал возмущаться Мешков такой несправедливостью, на его взгляд со стороны коллеги. Виктору уже порядком надоела вся эта бодяга с убийством.
– Повторяю в устной форме: ты относишь девушку в ванную… – начал «советник».
– Что?! Ты хочешь сказать, что я буду труп держать у себя в ванной? И действительно поступлю так, как написано в покаянии?! – ужаснулся убийца, перебив Рогова.
– У тебя есть другие варианты? Тогда действуй и не проси у меня совета. Свои советы я тебе только что продиктовал.
– Но я посчитал это просто шуткой с твоей стороны! – ахнул Мешков, до конца еще не осознавая весь ужас им содеянного.
– Какая шутка! Ну, ты артист! У тебя есть какие-то иные соображения, как избавиться от трупа? – строго спросил Виктор.
– Нет, никаких других соображений нет, – чистосердечно признался душегуб.
– Вот и действуй, желаю успеха. – Рогов, не взглянув на труп, направился к выходу, оставляя гуляку один на один с предметом его преступных вожделений.
Пройдет много лет и Мешков добровольно, без принуждения расскажет о совершенном им злодеянии со всеми подробностями человеку, перед которым станет более виновен, нежели как убийца, потому как из-за собственной трусости изломал человеческую судьбу. Расскажет все, чтобы избавиться, наконец, от мучительного чувства вины, страха, покаяться в страшном грехе, которому, как он потом поймет, ему не будет прощения. Но это будет очень и очень нескоро.
ГЛАВА 1
– Танечка, да не переживай ты за меня, моя родненькая. Все будет хорошо. Тебе, как медику известно: ничего серьезного у меня нет. Так, небольшое недомогание. Анализы мои хорошие, кровь в норме, ты же сама в этом убедилась. Не волнуйся, доченька. Вот только немножко отлежусь, и все будет хорошо, – успокаивала Анна Сергеевна Таню.
То, что свалило с ног эту женщину, называется не болезнью, а тоской, несправедливостью, нанесенной ей жизненными обстоятельствами, а если точнее, то ее собственным мужем, но об этом было известно лишь ей одной. Эту тайну она тщательно скрывала от дочери.
Таня терялась перед недугом матери. Ту словно что-то съедало изнутри. Вроде бы ее организм был в норме, никакой патологии во время обследования выявлено не было, однако женщина продолжала таять на глазах, словно свечка.
«К бабке-ворожке, что ли сходить, как советовал мне заведующий отделением?» – цеплялась девушка за последнюю надежду вернуть здоровье своей доброй и любимой мамочке.
Врачи городской больницы, где Таня работает медсестрой после окончания Уссурийского медицинского училища, в один голос заверяют: с ее матерью все в порядке. Органы функционируют нормально, никаких отклонений в организме нет. Они теряются чем можно лечить такую пациентку.