Провинциал

— Успокойся, Птичка, надо же им разобраться, как было дело.

— Тогда и мы поедем! Девочки, одевайтесь! — решительно сказала Варя.

— Никуда вы не поедете, — сказал лейтенант. — У нас только одно место: мы на мотоцикле.

— Ну а свидетельские показания разве не нужны?

— Нужны. Приедете завтра утром, — сказал лейтенант. — Запиши фамилии, Лукашов, и пошли…

— Что за глупости! — раздраженно пожала плечами Наташа и с нескрываемой неприязнью посмотрела на лейтенанта.

— Не глупости, а закон! — отчеканил лейтенант. — А повесточка вам придет, не беспокойтесь.

За калиткой стоял, поблескивал полировкой и никелем, новенький черный мотоцикл с коляской.

— Садись, — приказал лейтенант, — да укройся брезентом: холодно будет.

Митя сел в коляску, накинул на грудь кусок брезента. Мотоцикл взревел в ночной тишине, затарахтел, закудахтал, как гигантская квочка, лейтенант сел за руль, Лукашов позади него.

Быстро миновав станицу, мотоцикл выскочил на шоссе. Холодный ночной ветер резко бил в лицо, заставлял съеживаться под брезентом. Митя глядел по сторонам уже знакомой дороги: справа бежали колхозные виноградники, слева — густая полоса некошеной ржи.

Митя вспомнил вдруг сегодняшний разговор в кузове УАЗа — платить или не платить шоферу-геодезисту, вспомнил озорное, веселое лицо шофера и улыбнулся.

— Вы тех поймали? — спросил Митя, стараясь перекричать шум мотора и свист ветра.

— Поймали. Всех поймали! — ответил лейтенант и прибавил газ.

16

Ночь Митя провел в маленькой пустой комнате, где на стенах местами обвалилась штукатурка. Рядом с дверью висел пыльный потускневший плакат краснощекого донора, на лице которого цвела ослепительная улыбка. Напротив стояла колченогая скамья, отполированная от долгого сидения и лежания на ней. Мите приятно было разлечься на спине, чувствовать телом прохладную поверхность. Это напоминало верхнюю полку общего вагона, где нет матрацев, не дают белья и где, может быть, поэтому с особой силой чувствуешь, что ты в дороге. Митя любил ездить в общих вагонах. Лежишь на жесткой полке, смотришь в окно, за которым проплывают поля, густые зеленые лесополосы, розовые домики на разъездах, добрые напутствия «Счастливого пути!», выложенные из камня на откосах, а иногда вдруг застонет гулко под колесами железнодорожный мост, и сверкнет под ним извилистое тело полноводной реки. Ах, как хочется тогда прыгнуть вниз головой в эту сверкающую жуткую бездну!.. А то проплывает мимо какой-нибудь поселок или деревенька с аккуратными домиками под красными черепичными крышами, с голубыми ставенками, с новыми тесовыми крыльцами, как близнецы, похожими друг на друга. Высокая девушка в цветном капроновом платочке, с коромыслом, которое фигурной скобкой свисает с крепких покатых плеч, весело щурится на солнце, на ветерок от пробегающих мимо вагонов, пережидая, когда пройдет поезд и можно будет осторожно перейти через железнодорожное полотно. Она успевает заметить тебя в открытом окне вагона, бойко подмигнуть. И в душе твоей заликует вдруг каждая жилочка! Высунувшись в окно, ты замашешь ей рукой, а она, словно нехотя одаривая, шевельнет плечом, приподнимет лежащую на коромысле руку, два раза коротко и плавно взмахнет ею и скроется навсегда за последним вагоном.

И сейчас Митя лежал на полке, только перед глазами неподвижно висел плакат краснощекого донора. «Эх, — вздохнул Митя, потянулся и сел. — Долго меня тут будут держать?» Он подошел к окну, забранному изнутри решеткой. Клочком пакли, валявшейся в углу, смахнул со стекла плотный слой пыли. В комнате стало светлее. В окно Митя разглядел грязный двор с массой деревянных пристроек и сараев. Посреди стояло корыто с водой, и с десяток кур важно расхаживали вокруг, нервно потроша щепки и комочки сухой земли. «Милицейские куры, что ли? — лениво подумал Митя. — Ах, как скучно! — Он прошелся из угла в угол, сел на лавку. — Что делать? Чем заняться?..»

— Что бы такое сделать? — сказал он вслух. Вскочил со скамьи и еще раз прошелся по каморке: пять шагов из одного угла в другой, пять — назад.

— Что же делать? — спросил Митя самого себя, пожал плечами и принялся ходить из угла в угол и напевать под нос: — Что же делать?.. Что же делать?.. Что же делать?.. Чем заняться?..

Через полчаса он остановился и смахнул с кончика носа каплю пота. Было жарко. Он сел на скамью, тяжело вздохнул, но вдруг подскочил, хлопнулся коленками об пол, зашарил руками и наконец схватил таракана. «Как я ловко! — улыбнулся Митя. — Чуть было не уполз!..» Он сел на скамью, почувствовал, как таракан перебирает лапками в неплотно сжатом кулаке, и приоткрыл его. В проеме между большим и указательным пальцами показалась черная тараканья головка с загнутыми дугами усов. Митя сжал кулак поплотнее, так, что таракан больше не мог двинуться, и сказал:

— Здорово, брат!

— Таракан стал усердно царапаться лапками.

— Не убежишь. Волей-неволей придется тебе делить со мной свой досуг.

Таракан притих.

— Скучно, брат! — пожаловался Митя.

В ответ таракан опять зацарапался лапками.