Провал операции «Нептун»

«На Малой земле шли тяжелейшие бои. С холма на окраине Новороссийска хорошо просматривалась вся Цемесская бухта. Но плацдарма не было видно — он был скрыт в сплошном дыму. Доносился грохот артиллерии. В воздухе то и дело завязывались воздушные бои.

Мне сказали, что сейчас на Мысхако находится начальник политотдела 18-й армии полковник Л. И. Брежнев. На этом клочке земли, насквозь простреливаемом вражеским огнем, он уже не первый раз. Леонид Ильич лично организует партийно-политическую работу на плацдарме, обходит окопы и землянки, беседует с бойцами и командирами. Его знают все моряки и пехотинцы. От бойца к бойцу передаются слова Брежнева, сказанные в беседе с солдатами переднего края: «Советского человека можно убить, но победить его нельзя».

...Вместе с маршалом Г. К. Жуковым мы приняли меры, чтобы усилить перевозки на Мысхако. Значение этого плацдарма уже было очевидным. Г. К. Жуков и генерал С. М. Штеменко, изучая возможности прорыва нашими войсками «Голубой позиции», усиленно укрепляемой гитлеровцами, большие надежды возлагали на войска, дислоцированные на Малой земле. Поэтому Г. К. Жуков с пристрастием выпытывал у меня, как моряки обеспечивают перевозки на плацдарм» [67].

С. М. Штеменко:

«...Представитель Ставки проявил большую заботу об упрочении обороны десантной группы 18-й армии на Мысхако, обеспечении ее устойчивости и бесперебойном питании всем необходимым. Уже 20 апреля перед фронтом десантной группы по войскам противника было произведено два массированных авиационных удара» [68].

Одним из важных результатов работы представителей Ставки было решение об авиационном наступлении военно-воздушных сил фронта с приданными авиационными частями резерва главного командования (РГК). Из резерва Ставки на Северо-Кавказский фронт были переброшены три авиакорпуса РГК и одна истребительная авиадивизия. Уже 20 апреля 300 самолетов прибыли в район боев, несколько позже — еще двести. Началось гигантское воздушное сражение над Кубанью.

Бесславный конец

21 апреля беспокойство ставки вермахта значительно возросло. Вслед за первым специальным офицером связи генштаба в 17-ю армию приехал второй, а за ним — третий. Тогда и командующие стали нервничать. Ветцель запросил подкреплений и заявил, что хочет на следующий день снова атаковать гору Мысхако, т. е. вернуться к замыслу первого дня. Руофф возражал: нет, надо пробиваться к морю. Споры, видимо, достигли такого накала, что генштаб вечером запросил точный ответ на три вопроса:

«1) Каковы потери?

2) Что делается для усиления наступления?

3) Как расцениваются перспективы на успех наступления?»

Цейтцлер предупредил: Гитлер требует представить специальный доклад о том, как выполняется его приказ. Пока в штабе армии готовили ответ на вопросы, специальный офицер связи майор генштаба Вагнер уже телеграфировал в ставку: «Причины неудачи: исключительно упорное сопротивление противника. Местность похожа на крепость, поэтому ни авиация, ни артиллерия не дают эффекта. Бои такие же трудные, как под Севастополем».

Получив такое унылое заключение, Цейтцлер начал сомневаться в успехе. Когда начальник штаба группы армий «А» Грейфенберг доложил, что Руофф хочет снова перегруппировать свои войска, ибо боится контратак, начальник генштаба злобно заметил:

— Фюрер не поймет того, что вы снова перегруппировываетесь!

На это Грейфенберг заявил:

— Без этого не обойтись. Нельзя обескровить армию, иначе под вопрос будет поставлена дальнейшая оборона всей «Готской позиции».