Процион

– Ян? – Мари, заметив, что он сидит, бледный, окаменевший, с напряженными, застывшими чертами лица, поставила одноразовую пластиковую тарелку и осторожно коснулась его плеча.

Он вздрогнул, стряхивая наваждение.

Тарелка, разделенная на несколько ячеек, двоилась перед глазами.

Разум блуждал в ассоциациях, вид синтетической пищи порождал иные образы: перед мысленным взором, накладываясь на реальность, возникали выхваченные из глубин подсознания стоп-кадры…

Нестройная колонна человекоподобных машин, бредущих среди бескрайней, мертвой пустыни.

Брошенные, опустевшие агротехнические фермы, куда так и не вернулись люди, бежавшие в город после тотального заражения местности серебристыми формами непонятной жизни.

Почему он раньше не обращал внимания на этот немаловажный аспект жизнеобеспечения развивающегося мегаполиса?

Население города постоянно росло, но могли ли две (базирующиеся в недрах цокольного этажа) фабрики по производству синтетических продуктов удовлетворить ежедневную потребность в пище? Или его информация устарела?

– Мари… – Он медленно поднял голову, посмотрел в ее встревоженные глаза, но все же спросил, накрыв ладонью ее руку:

– Ты не задумывалась, сколько синтетических продуктов ежедневно должно потреблять городское население?

Она медленно убрала руку, села, но мгновенное чувство досады – зачем он задал этот вопрос именно сейчас? – растворилось, исчезло…

Глупо, наивно полагать, что с момента их встречи что-то изменилось в окружающей реальности. В сознании, в душах – да, но данность осталась прежней, и с ней придется считаться, не смотря на страстное желание забыть, отвергнуть ее.

– Я не просто задумывалась, Ян. – Ответила Мари. – Есть приблизительный расчет, сделанный на основе доступных данных. Точное количество городских жителей знают лишь в управлении колониальной администрации. Я оперировала собственной статистикой, которая имеет погрешность, но позволяет сделать выводы.

– Так, сколько?

– Давай опустим цепочку рассуждений.

– Нет, я хочу понять…

– Я знаю, что в городе работают две фабрики по производству синтетических продуктов. Их производственная мощность составляет двадцать тонн ежедневно выпускаемой биомассы. Для полноценного питания человеку необходимо триста грамм субпродукта в сутки. Деление простое, можешь произвести его в уме.

Ковальский похолодел.

Выходит обе фабрики едва могут обеспечить питанием шестьдесят тысяч человек… Но, даже по самым приблизительным подсчетам, в городе живет триста с лишним тысяч!

– Норма андроида? – Вопрос прозвучал отрывисто, хрипло.

– Зависит от числа интегрированных нейромодулей. – Пожала плечами Мари. – Даже если брать по минимуму, получается десять-двенадцать грамм в сутки. Я составила пропорцию, исходя из усредненного значения в двадцать граммов. Получилось двести пятьдесят тысяч машин.

– Откуда такая цифра?

– Пыталась сделать оптимистичный прогноз… – Призналась Мари. – Пятьдесят тысяч человек потребляют пятнадцать тонн субпродукта. Оставшиеся пять тонн удовлетворяют усредненной потребности двухсот пятидесяти тысяч андроидов. Но теперь мне понятно, что это не так. Ты сам видел живые ткани кожных покровов вместо пеноплоти. Нормы питания для таких механизмов резко возрастают. Если смотреть на вещи реально – нас не более пяти тысяч, что приблизительно соответствует бывшему населению агротехнических ферм.

– Проклятье… – выдохнул Ян.

Глухая бессознательная ярость постепенно овладевала им, по мере того, как истинное положение дел обретало четкую недвусмысленность.

В его сознании искали свое место десятки неведомых ранее утверждений и понятий, таких как "космический корабль", "колонизация", "машины-терраформеры", но среди кричащей новизны почерпнутой из памяти Дрейка информации, разум Ковальского выделял иные, субъективные важные лично для него вопросы, ответы на которые требовалось получить немедленно:

Как посмели машины вырастить для себя рабов?

Неужели все сознательные годы своей жизни он провел в положении добровольного подчинения сервомеханизмам?!

Как вообще могла возникнуть подобная ситуация?!..

– Я все время вспоминаю того пожилого биолога, с которым мы устанавливали оборудование на холме, накануне вторжения. – Произнесла Мари.

– Поколение, не помнящее собственного детства? – Мрачно подхватил ее мысль Ян.

– Да.

– Но мы-то с тобой его помним!

– Нашим родителям не мешали размножаться. – Грустно ответила Мари. Она уже пережила информационный стресс, почти два года назад, и теперь ее суждения не отличала та непримиримая резкость, что присутствовала в словах и мыслях Ковальского.

Размножаться.

Слово резало слух, нервы, против него восставал разум – мы не животные, чтобы размножаться…

Застарелая ненависть рванулась было в рассудок, но против темного, поглощающего разум чувства неожиданно восстала иная память.

Энтони Дрейк.

Андроид, личность которого сформировалась без участия людей.

Искусственный Интеллект, ушедший в своем развитии от всякого рода программных запретов и инструкций, спровоцировавший страшные, непоправимые события десятилетней давности, и… раскаявшийся в содеянном.