За столом народу поубавилось. Когда пожилые люди потихоньку начали расходиться, появился сын Грыжина, Николай. Младший Грыжин прибыл без супруги и сестры и, не раздеваясь, быстро прошел в гостиную. Глеб Михеев и Ерожин помогали дамам найти и надеть их пальто и на странное поведение Николая внимания не обратили. Когда Петр Григорьевич подавал адмиральше Зиминой ее габардиновый плащ, рядом возник Грыжин-старший. Лицо его сделалось пунцовым, а губы побелели. Ерожин испугался:
– Что с тобой, Иван Григорьевич?
– Петя, горе, – простонал Грыжин. – Сонечку убили.
– Кто? Кадков? – крикнул подполковник.
– Нет, Петя, актеришка Шемягин застрелил девочку, – голос генерала дрогнул, и Петр заметил, как плечи старого милиционера опустились и он отвернулся, чтобы скрыть слезы. Никто не знал, в том числе и Петр Ерожин, что непутевая дочь генерала являлась для отца самым дорогим и любимым существом на свете.
В четверг утром Никита Васильевич Бобров явился на Петровку в парадном костюме и сиял улыбкой именинника. В отделе знали, что родился шеф в июне, и его торжественный и веселый лик в начале зимы сослуживцев озадачил. Вопросов на подобную тему подчиненные задавать не решались. Два месяца назад у них и так была гулянка. Начальник выставил ящик шампанского и фрукты по случаю внеочередной звездочки. Бывший замминистра сдержал слово, и после окончания ерожин-ского дела Никита Васильевич получил полковничьи погоны. Но сей радостный факт давно канул в Лету, и за текучкой напряженных буден забылся.
Таинственное сияние Никиты Васильевича объяснялось причиной сугубо личной. Вчера состоялось заседание районного суда, решением которого полковник Бобров получал свободу. Никита Васильевич долго не решался на развод с опостылевшей Татьяной Георгиевной, срабатывали привычки советской эпохи. Мораль работников органов внутренних дел «блюлась» строго. Целиком прошлое Бобров никогда не поносил, хотя имел от советской власти немало проблем. Но вранье и тошнотворное кривлянье в праведников, необходимое для казенной службы в то время, Никиту Васильевича бесило. Теперь полковник имел возможность открыто переселиться на Масловку к приятной женщине по имени Кира. Ему очень хотелось отметить событие, но открывать личную жизнь отделу Бобров не желал. Он решил пригласить всю команду на обед, сославшись на свое хорошее настроение, умолчав при этом о причине оного.
– Пускай думают, что хотят, но по рюмке за мое здоровье должны выпить, – рассуждал Никита Васильевич, выжидая момент для торжественного приглашения. Но закон «бутерброда» сработал и на этот раз. В лесочке за Кольцевой, в самом начале Киевского шоссе, обнаружился труп мужчины с огнестрельной раной в голове. Труп обнаружился не сам. Дежурному позвонил гражданин и, отказавшись назвать свое имя, подробно объяснил, как добраться до места. Добровольный информатор говорил спокойно, признался, что не желает тратить время на свидетельские походы в органы и потому имя свое не назовет, а убитого обнаружил, отправившись в лесок по прозаической нужде. Вот, пожалуй, и вся информация, полученная от анонима.
Бобров дал команду оперативной группе на выезд, а сам остался в отделе, считая, что и без него управятся. Но ехать все же начальнику пришлось. Следователь Волков сообщил минут через тридцать после выезда, что убитым оказался известный артист кино Егор Александрович Шемягин. Рядом с ним найден пистолет, из которого артист и застрелен.
– Опять заказное, – проворчал Бобров и надел пальто. Ехал начальник отдела на место происшествия совсем не потому, что сомневался в профессиональных возможностях подчиненных. Он понимал, что известное имя жертвы привлечет внимание общественности и его личное неучастие воспримется, как признак лени и равнодушия. А это навредит всем.
Ночью в придорожном лесочке, где лежал застреленный в голову артист, выпал первый снежок, но к утру растаял. Собака дотащила кинолога до обочины Киевского шоссе и, потеряв след, заскулила. Кто укатил от обочины, преступник ли, застреливший кинознаменитость, или тот самый информатор, что отправился в лес по прозаической нужде, теперь уже не понять. Труп давно окоченел и по предварительным соображениям судмедэксперта пролежал в лесу не менее суток. К полному удовольствию Никиты Васильевича место гибели артиста оказалось на редкость безлюдным. Предзимнее время года дает природе недолгий отдых от нашествия горожан. Грибов уже не отыщешь, а на лыжи еще не встанешь. Поэтому ни журналистов, ни толп зевак отгонять от убитого не пришлось. Кроме пистолета и тела, одну существенную улику Волкову удалось добыть. Уликой этой оказалась пачка «Мальборо» с двумя намокшими сигаретами. Пачка оказалась простреленной в самой серединке и валялась за пеньком.