Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

В Сибири, на Дальнем Востоке, Северном Кавказе в середине 1920–х гг. был действительно крайне развит уголовный бандитизм (зачастую с политической окраской), с которым шла настоящая война. Чекистские начальники средств не выбирали. Начальник За­байкальского губотдела полпредства ОГПУ по Дальне–Восточному краю В. С. Корженко в сентябре 1925 г. был отозван в Москву и от­дан под суд за внесудебные расстрелы участников уголовных банд. Сильно наказывать его не стали — некоторое время спустя Коржен­ко был возвращён на руководящую работу в ОГПУ.

Постановлением В ЦИ К Сибирский край объявлялся неблагополуч­ным по бандитизму в ноябре 1925 — январе 1926 г. и с 1 декабря 1926 по 1 марта 1927 г. Это означало, что власти края получали исключи­тельные полномочия. Создавалась специальная чекистская двойка, состоявшая из полпреда ОГПУ по Сибкраю И. П. Павлуновского и его заместителя Б. А. Бака, которая заочно рассматривала дела на уго­ловников, причём большую их часть приговаривала к расстрелу. Зи­мой 1925–1926 гг. органами О ГПУ и милиции Сибири было ликвиди­ровано 23 банды численностью 529 чел. Однако только 24% дел, рассмотренных чекистами во внесудебном порядке, разрешённом особым постановлением ВЦИК, сноября 1925 по январь 1926 г. (тог­да из 1605 осуждённых высшую меру получили около половины — 752, вт. ч. многие пособники бандитов), касались собственно членов бандгрупп, а три четверти попавших на двойку являлись грабителя­ми, ворами и т. д. В 1927 г. во внесудебном порядке по краю было осуждено к расстрелу 652 чел., а к заключению в концлагерь значи­тельно меньше — 419. Таким образом, власти с помощью жестоких внесудебных расправ пытались очистить Сибирский край не столько от бандитов, сколько от уголовников вообще51.

Массовые расстрелы уголовников вскоре «всплыли» в букваль­ном смысле, став достоянием гласности. Органы ОГПУ оказались не готовы к захоронению большого количества трупов и проявили сомнительную самодеятельность. Расстреливая бандитов в конце 1925 г., чекисты Бийского окротдела ОГПУ из–за сильных морозов последнюю группу расстрелянных решили не хоронить, а обезгла­вили 8 трупов, после чего головы зарыли, а тела сбросили в Обь. Весной обезглавленные трупы всплыли, вызвав в округе самые не­вероятные слухи. Специальная комиссия полпредства ОГПУ наказа­ла исполнителей административным арестом, но это ничуть не по­влияло на методы «захоронения», практиковавшиеся и год спустя, во вторую кампанию массовых казней уголовного элемента.

В июне 1927 г. пять сильно разложившихся трупов мужчин со связанными телефонным кабелем руками и пулевыми ранениями в голову либо сердце были выловлены из Оби в окрестностях Но­восибирска, еще один — в окрестностях с. Молчаново Томского округа. Новосибирский окружной угрозыск, логично предполо­жив, что милиция обнаружила «трупы расстрелянных органами ОГПУ на основании предоставленных им прав в отношении извест­ной категории преступников», просил прокуратуру поднять вопрос о том, чтобы чекисты впредь зарывали казнённых в землю. Одна­ко заместитель полпреда ОГПУ по Сибкраю Б. А. Бак 2 сентября 1927 г. направил Сибпрокуратуре циничную отписку: поскольку трупы уже захоронены как неопознанные и следствие провести не­возможно, то неясно, кто расстреливал: ОГПУ или судебные орга­ны... Хотя сам вид обнаруженных трупов довольно ясно указывал на почерк исполнителей52.

Впрочем, не только чекисты ленились предавать трупы расстре­лянных земле. Комендатура краевого суда также была не прочь схалтурить. 15 марта 1928 г. новосибирский окружной прокурор А. И. Гулевич сообщала председателю окрсуда Ф. А. Сове–Степняку, что исполнение приговора суда над С. Т. Нероновым было ко­мендантом крайсуда Мерсяповым в полночь 5 марта «произведено способом гражданской войны», и просила, «чтобы дело приведе­ния в исполнение смертных приговоров было бы налажено в надле­жащем порядке (избрание заранее определённого места, вырытие ямы, крепкая утрамбовка и проч.)». Неделю спустя Гулевич в но­вом послании по тому же адресу раскрывала некоторые подробно­сти инцидента: «Я как прокурор, только что прибывшая на работу в округ, была совершенно неосведомлена... и была поставлена пе­ред фактом: не было готовой ямы, заступа, была одна только пеш­ня, что устранить не представилось возможным»53. Надо полагать, что в мерзлой земле в темноте была наскоро выдолблена яма, в которой с трудом спрятали тело расстрелянного, либо труп вооб­ще не хоронили, а сбросили в реку.