Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Участие в расстрелах «врагов народа» считалось партийными властями одним из наивысших проявлений политической лояльнос­ти. В марте 1925 г. при проверке партдокументов работника Кубан­ского окротдела ОГПУ Воронцова, работавшего в ЧК с 1919 г. и ис­ключённого из РКП(б) по подозрению в хищении ценностей при обыске, партийная комиссия сделала следующий примечательный вывод: «Участвовал во многих расстрелах и женат на жене бывше­го офицера, ныне убитого. Считать проверенным и вполне достой­ным службы в органах ВЧК– ГПУ»35.

Технология

Способы расправ в гражданскую войну были разнообразны: главенствовал расстрел, но любили душить с помощью удавки (для бесшумности, или с целью экономии патронов, или из садистских соображений, чтобы наблюдать предсмертные судороги жертвы). Но также рубили шашками (особенно во время подавления кресть­янских мятежей), запарывали шомполами, топили, замораживали, сжигали, зарывали живыми в землю... Дикости гражданской войны во многом повторились позднее — в эпоху коллективизации и «Боль­шого террора».

Чекисты, как правило, очень легко относились к пролитию кро­ви, нередко не делая отличий между «своими» и «классово чужды­ми». Партийные власти Астрахани, где красный террор в 1919 г. был исключительно масштабен, возмущались поведением сотруд­ников участковой транспортной Ч К, заявлявших: «Хватило бы рабо­чих, а патроновдля ниххватит». В июне 1920 г. красноярский чекист Д. Ф. Титов показывал о главе Енисейской губчека В. И. Вильдгрубе: «Простая речь настоящего, от молота, рабочего дисгармони­ровала с той непонятной жаждой крови, которой требовал он поч­ти после каждого сделанного доклада... Чувствовалось в натуре Вильдгрубе нечто патологическое...» Секретарь Енисейского губбюро РКП(б) А. Дубровинская, делегированная в состав коллегии губчека, заявляла сибирским властям, что с первого заседания ста­ло ясно, что для Вильдгрубе и его заместителя Д. М. Иванова «важ­на не сущность дела, не очищение губернии [от] действительной контрреволюции, а бесшабашное и бесчисленное количество лиц, подвергнувшихся высшей мере наказания. Иными словами, важно, чтобы как можно больше было расстреляно...»36.

Имеющиеся документальные свидетельства говорят о крайне жестоких способах массовых расправ, практиковавшихся в губерн­ских чека. Работавший в 1920 г. членом Полтавского губсовнархоза будущий дипломат–невозвращенец Г. 3. Беседовский вспоминал свой разговор с председателем местной губчека Ивановым, кото­рый говорил, что его заместитель Заборенко «по требованию инст­рукции» всегда присутствует при расстрелах. Основным исполните­лем являлся комендант Гуров — бывший матрос. По словам Иванова, комендант «...недавно юбилей справлял — три тысячи человек уже расстрелял. Говорит, что дойдёт до пяти тысяч и бросит. Но только уж и он сдавать стал. Приходится его напаивать каждый раз. Недав­но с пьяных глаз хотел Заборенко застрелить. Еле вырвали. Каждую субботу вечером у нас тут во дворе настоящий ад. Осуждённых са­жают в подвал... и оттуда водят через двор к погребу, где расстре­ливают. Крики, как на бойне. Заборенко хотел вставлять кляп в рот, чтобы не кричали, но я запретил. Это уж совсем получилось бы, как простое убийство...».

Член Кокчетавского укома РКП(б) Ф. В. Воронов в письме в ЦК партии описал ужаснувший его массовый расстрел в ночь на 7 марта 1921 г., произведённый по приказу председателя Омской губчека П. В. Гузакова в подвале внутренней тюрьмы. После того как Гузаков осмотрел подвал губчека, туда стали одного за дру­гим отводить заключённых, с которых предварительно снимали одежду: «Из подвала слышались выстрелы и стоны. На другой день была прогулка. Арестованные видели груду замёрзшей кро­ви и мозгов. Все подробности расстрела моментально облетели всю тюрьму. Разве это не контрреволюция? Разве это не срыв Со­ветской власти?»37.

Для губернских и уездных чека выбирались здания с подвалами, позволявшими организовывать групповые расстрелы. Упоминав­шийся выше В. И. Вильдгрубе шокировал руководителей губревкома откровенным сообщением о том, зачем чекистам требуется новое здание с подвалом. О том, как выглядели чекистские расстрельные подвалы в первые годы советской власти, яркое и достоверное опи­сание оставил член Сибревкома В. Н. Соколов, в июне 1920 г. обсле­довавший работу Енисейской губчека, чьё руководство во главе с В. И. Вильдгрубе за несколько недель (с марта) расстреляло бо­лее 300 человек. В телеграмме, адресованной в Сиббюро ЦК РКП(б), он сообщал: «Расстреливали в подвалах на дворе. Говорят о пытках в этом подвале, но, когда я его осматривал, [он] оказался закрытым, и я подозреваю, чтоего подчистили. Кровьтак и стоит огромными чёрными лужами, в землю не впитывается, только стены брызгают известью. Подлый запах... гора грязи и слизи, внизу какие–то испражнения. Трупы вывозят ночью пьяные мадьяры. Были случаи избиения перед смертью в подвале, наблюдаемые из окон сотрудниками чека. Отбираемые все запасы, ценности не сдаются, а остаются в распоряжении чека.