Бен никак не ожидал увидеть человека, на вид без малого семидесяти лет, но именно таким был мужчина, который через полчаса вошел в магазин. Он был маленький и худощавый, даже тощий, с изуродованными ушами, какие часто можно увидеть у боксеров, длинным носом, свернутым набок, выпуклой грудью и длинными тощими руками. С самого порога он что-то быстро и раздраженно пробурчал по-немецки продавцу, но, увидев Бена, умолк.
— Привет, — сказал Бен.
Человек в ответ кивнул.
— По-моему, он немного староват, — заявил Бен продавцу. — А нет ли кого-нибудь помоложе и посильнее?
— Помоложе есть, а посильнее вы вряд ли найдете, — отозвался пожилой. — И уж совершенно точно, нет никого, кто знал бы пещеры лучше меня. Но все равно я абсолютно не уверен, что захочу туда отправиться.
— О, вы говорите по-английски?! — удивленно воскликнул Бен.
— Многим из нас пришлось во время войны выучить английский.
— В пещерах есть проходы в Шлосс?
— Они там были и есть. Но с какой стати я должен помогать вам?
— Мне необходимо проникнуть в Шлосс.
— Это не разрешается. Теперь там частная клиника.
— И все равно, я должен попасть внутрь.
— Зачем?
— Скажем, что у меня есть на это личные причины, и это дело обойдется мне в очень серьезную сумму, — ответил Бен и сообщил старому австрийцу, сколько он намерен заплатить за услугу.
— Нам потребуется снаряжение, — ответил тот. — Вам когда-нибудь приходилось лазить по скалам?
Его звали Фриц Нойманн, и он лазил по Земмерингским пещерам гораздо дольше, чем Бен жил на свете. Он все еще оставался очень сильным, ловким и изящным.
Фриц рассказал, что под конец войны, когда ему было восемь лет, его родители присоединились к ячейке Сопротивления Католических рабочих, которая вела тайную борьбу с нацистами, вторгшимися в эту часть Австрии. Старый “Часовой завод” был захвачен нацистами и превращен в региональный командный пункт.
Нацисты, жившие и работавшие в Шлоссе, даже не догадывались, что в подвал старинного замка можно пробраться через пещеру, протянувшуюся под всей его территорией. Вообще-то Шлосс специально выстроили именно на этом месте, так как его первоначальные обитатели, которых очень тревожили возможные нападения на их цитадель, желали иметь потайной выход. Однако за минувшие с тех пор столетия о пещерном проходе почти совсем позабыли.
Но во время войны, когда нацисты заняли “Часовой завод”, участники Сопротивления осознали, что обладают важнейшим знанием, позволяющим шпионить за нацистами, осуществлять саботаж и диверсии и что, если они окажутся достаточно осторожными, нацисты даже не смогут понять, каким образом все это совершается.
Сопротивлению удалось вывести из Шлосса десятки пленников, а нацисты так и не догадались, куда они подевались.
Фриц Нойманн, будучи еще восьмилетним мальчиком, помогал своим родителям и их друзьям, и запутанные пещерные лабиринты на всю жизнь запечатлелись в его памяти.
Старик первым покинул лыжный подъемник; Бен сразу же последовал за ним. Горнолыжные трассы находились на северном склоне горы, Шлосс располагался на противоположной стороне, но Нойманн решил, что добраться до входа в пещеру будет легче отсюда.
Их лыжи были снабжены креплениями “рандонэ”, которые позволяют держать пятку в свободном положении при ходьбе по равнине и фиксировать ее для спуска с гор. И, что еще важнее, эти крепления можно надевать не только на лыжные ботинки, но и на альпинистскую обувь. Нойманн подобрал снаряжение для обоих: двенадцатизубые кошки, какими австрийские альпинисты предпочитают пользоваться на твердом льду, головные фонарики, ледорубы с ременными петлями, чтобы не вырывались из рук, ледовые крючья, веревки, страховочные пояса и карабины.
Все нашлось в магазине.
Оружие, которым хотел запастись Бен, оказалось не так легко найти. Впрочем, они находились в стране охотников, и у многих из друзей старика имелись и охотничьи ружья, и пистолеты. Один из обладателей оружия согласился расстаться с частью своего арсенала.
Облачившись в альпинистские куртки, ветрозащитные штаны с гетрами, надев на головы лыжные шапочки, а на руки тонкие непромокаемые перчатки, они поднялись на лыжах почти до вершины горы, а оттуда, застегнув задники на креплениях, устремились вниз, выходя на южный склон. Бен считал себя хорошим лыжником, но Нойманн оказался прямо-таки феноменом, и Бену пришлось прилагать все силы и умение, чтобы не слишком отставать от своего немолодого спутника, который стремглав мчался по нетронутому, девственно чистому снегу. Воздух был морозным, и кожа на лице Бена — во всяком случае, небольшие участки, оставшиеся неприкрытыми — скоро начала испытывать резкую боль. Бену казалось поразительным, что Нойманн находит дорогу с такой уверенностью, пока он не увидел на одной из елей пятно красной краски, которое, вероятно, обозначало путь.
После двадцатиминутного спуска они очутились возле расселины, являвшейся началом глубокого ущелья. Здесь же начинался лесной пояс горы. Они остановились футах в десяти от края, сняли лыжи и спрятали их в роще.