Протокол «Сигма»

— Вооруженный священник... — вслух размышляла Анна. — А я-то боялась монахинь в доминиканском соборе. — Она оделась в серую плиссированную юбку и белую блузу, лебединую шею украшало жемчужное ожерелье, и пахло от нее чем-то цветочным и свежим. — И он сказал вам, что Юрген Ленц является фактическим владельцем ее дома?

— Вообще-то он сказал: человек, называющий себя Юргеном Ленцем.

Они въехали в захудалый рабочий barrio[66], расположенный в самой южной части Буэнос-Айреса. Слева тянулся канал Риачуэло, широкая лента стоячей воды, из которой торчали полу затонувшие ржавые землечерпалки, шаланды и остовы более крупных судов. Вдоль канала были расположены многочисленные склады и мясокомбинаты.

— Она сказала вам, что у Герхарда Ленца не было детей? — Анна напряженно размышляла, сдвинув брови. — Я ничего не пропустила?

— Не-а. Он — Ленц, и в то же время он — не Ленц.

— Выходит, человек, известный всей Вене как Юрген Ленц, на самом деле самозванец...

— Выходит, что так.

— И в то же время кем бы он ни был, но эта старуха и ее пасынок, совершенно очевидно, до смерти боятся его.

— Несомненно.

— Но чего ради ему было становиться именно Юргеном Ленцем, выдавать себя за сына человека, пользующегося настолько дурной славой, если он им не является? — сказала Анна. — Я не вижу в этом никакого смысла.

— Не забудьте, что мы говорим здесь не о каком-нибудь двойнике Элвиса Пресли. Дело в том, что мы действительно очень мало знаем, как в “Сигме” организована преемственность. Может быть, таким образом он закрепился в организации? Если допустить, что он выдал себя за прямого потомка одного из основателей и что это единственный путь, каким можно было туда пробраться.

— Из этого следует, что Юрген Ленц — это “Сигма”.

— Похоже, что гораздо безопаснее считать так, чем отрицать такую возможность. И, исходя из того, что рассказал Шардан, когда дело касается “Сигмы”, вопрос заключается не в том, чем она управляет, а в том, чем она не управляет.

Уже стемнело. Они очутились в многолюдном, плохо освещенном и казавшемся опасном районе. Дома здесь были выстроены из листового металла, с крышами из рифленого листового металла, выкрашенного в розовый, охристый и бирюзовый цвета.

Такси остановилось перед баром-рестораном, где шумели завсегдатаи, сидевшие за скрипучими деревянными столами или с громкими разговорами и смехом толпившиеся в баре. За стойкой бара висел на стене большой цветной плакат с портретом Евы Перон. Под потолком медленно вращались размашистые вентиляторы.

Они заказали эмпанадас[67], каберне-совиньон “Сан-Тельмо” и бутылку минеральной воды “Гасеоса”. Бокалы испускали въевшийся запах старой губки. Вместо салфеток на столе лежала нарезанная квадратиками тонкая оберточная бумага.

— Вдова подумала, что вы прибыли из “Земмеринга”, — сказала Анна, когда они уселись. — Что, по вашему мнению, она могла иметь в виду? Какое-то место? Или компанию?

— Я не знаю. Полагаю, что место.

— А когда она упомянула “компанию”?

— Я решил, что это “Сигма”.

— Но ведь существует и другая компания. Юрген Ленц — кем бы он ни был на самом деле — входит в правление “Армакон”.

— Вы собираетесь рассказать этому парню, Мачадо, многое из того, что нам известно?

— Совсем ничего, — ответила она. — Я всего лишь хочу, чтобы он разыскал для нас Штрассера.

Они разделались с парой хумитас — пастилой из сладкой кукурузы, поданной на кукурузных листьях, — и кофе.

— Думаю, что от парня из Интерпола вряд ли можно ожидать серьезной помощи, — заметил Бен.

— Он отрицал возможность того, что Штрассер вообще мог жить здесь. А это очень подозрительно. Нацисты какое-то время контролировали Интерпол — незадолго до начала Второй мировой войны, — и кое-кто считает, что эта организация так до сих пор не очистилась от них. Я не удивлюсь, если выяснится, что этот парень находится на содержании у какой-нибудь из этих рэкетирских банд, защищающих нацистов. Теперь ваш вооруженный священник...

— Мой вооруженный священник настаивал на том, что у него нет никакой связи со Штрассером, но я ему не верю.

— Готова держать пари, что он позвонил Штрассеру в тот же самый момент, когда вы вышли за дверь.

Бен задумался.

— Если он звонил Штрассеру... Что, если нам удастся каким-то образом организовать запись телефонных разговоров вдовы?

— Мы можем попросить Мачадо. Возможно, он или сам может устроить это, или знает, к кому следует обратиться.

— Кстати, об “обратиться”. Вы знаете, как выглядит этот парень?

— Нет, но мы должны встретиться с ним прямо перед входом.

Улица была переполнена народом, отовсюду раздавалась хриплая, искаженная слишком сильным звучанием музыка — однообразный рок из расставленных прямо на тротуаре динамиков, какие-то оперные арии, танго из расположенной поблизости кантоны. Портеньос[68] прогуливались по вымощенной брусчаткой каминито — пешеходной улице, — толпились возле открытых прилавков развернутого прямо на улице рынка. Люди то и дело входили в ресторан и выходили наружу, натыкались на Бена и Анну, но ни один даже и не подумал попросить извинения.