– Нет, Бенджамин. Это великие люди. Лидеры нашего общества, нашей культуры. Те немногие, кто двигает вперед нашу цивилизацию. Основатели «Сигмы» сумели дойти до понимания этого. Они увидели, что цивилизация – это очень хрупкая вещь и что существует лишь один способ гарантировать требуемую непрерывность поступательного движения. Будущее индустриального общества необходимо защитить, укрыть от штормов. Наше общество способно развиваться только в том случае, если нам удастся отодвинуть порог человеческой смертности. Из года в год «Сигма» использовала для этого все инструменты, которые имела в своем распоряжении, но теперь к изначальной цели можно будет продвигаться при помощи других, более действенных средств. Видит бог, мы говорим о вещах, гораздо более эффективных, чем миллиарды долларов, потраченные на государственные перевороты и организацию групп политических действий. Мы говорим о формировании относительно стабильной долговременной элиты.
– Так, значит, это лидеры нашей цивилизации…
– Совершенно верно.
– А вы тот человек, который руководит этими лидерами.
Ленц тонко улыбнулся.
– Прошу вас, прошу вас, Бенджамин. Меня совершенно не интересует актерская карьера и тем более роль босса. Но в любой организации должен иметься, скажем, э-э-э… координатор.
– Причем только один.
Пауза.
– В конечном счете, да.
– А как же обстоит дело с теми, кто выступает против вашего «просвещенного» режима? Я полагаю, что их отстраняют от большой политики.
– Бенджамин, чтобы выжить, организм
– То, что вы описываете, Ленц, это вовсе не разновидность утопии. Это скотобойня.
– Ваш упрек очень поспешен и настолько же пуст, – возразил Ленц. – Жизнь, Бенджамин, – это процесс, основанный на непрерывном обмене и переоценке приоритетов. Вы живете в мире, где на лечение нарушений эрекции тратится во много раз больше денег, чем на борьбу с тропическими болезнями, которые ежегодно уносят миллионы жизней. И что вы скажете о своих
Бен лишь моргал, не находя слов.
– Пойдемте, – предложил Ленц. – Тут один человек очень хочет с вами поздороваться. Это ваш старый друг.
– Профессор Годвин? – пробормотал Бен, когда к нему вернулся дар речи.
– Бен.
Да, это был его старый наставник из колледжа, давно вышедший в отставку. Но держался он теперь намного прямее, а его прежде изборожденная морщинами кожа стала теперь гладкой и порозовела. Можно было подумать, что ему не восемьдесят два года, а на несколько
– О господи! – воскликнул Бен. Если бы он не был знаком с Годвином раньше, он дал бы ему лет сорок пять, никак не больше.