— Я и тебя нарисовал. Точнее, не тебя одну, а нас с тобой. Мне недавно сон про нас снился. Я потом целый день ходил, пытался эту картинку из головы выбросить. Никак не получалось, пока не сел вечером и не нарисовал.
— Что за сон? — А у самой сердце ёкнуло. Ого! Не тот ли самый?
— Помнишь, ты мне свой сон рассказывала? Ну тот — с гитлеровцами и с пещерой?
Она кивнула и сглотнула всухую.
— Вот… Мне снилось примерно то же самое. Только мой продолжался дольше и закончился не совсем так, как твой. Я ещё удивился, когда ты мне начала рассказывать, а потом вспомнил, что вечером по телику фильм про войну гнали… Наверное, нам с тобой одинаково навеяло…
— А чем твой сон закончился?
Серёга смутился. Уши покраснели, в глаза не смотрит.
— Ну, там… Мы с тобой из той пещеры выбрались и оказались в какой-то маленькой бухте. Пошли купаться и там…
— Что, там?
— Ну там… короче… Короче, целовались мы с тобой! — Он с вызовом взглянул ей в лицо, но тут же снова отвёл взгляд.
Помолчали. Его сон закончился не так, как у неё. Очень похоже, но не так. А, может, он врёт?
— Только целовались?
Серёга не ответил. Подскочил с кушетки, отошёл к столу, чтобы положить пенал и оттуда, не оборачиваясь, спрашивает:
— Вина хочешь?
Всё понятно! Значит, скорее всего, закончился он у него так же, как у неё. Но так ведь не бывает? Или всё же бывает? Не выдержала, спросила его об этом, а сама открыла альбом на последней странице и замолчала. Да, наверное, её лицо и в самом деле было искажено именно такой гримасой, когда она переживала первое в своей жизни сладострастие. Она-то себя не видела, а он вполне мог.
— Ты очень красивой в эти мгновения была… — Она не заметила, как он подошёл к кушетке и сейчас стоит, смотрит на рисунок сверху.
— Что тут красивого? Такое лицо, как будто меня пытают…
— Это улыбка страсти… — тихо возразил он. — Кто-то из древних сказал, что в эти мгновения женщина разговаривает с Богом, и он не сердится на неё.
— Не показывай никому, ладно? — Единственное, что ей пришло в голову в ответ.
Он кивнул:
— Я так и думал, что ты мне свой сон не до конца рассказала. А рисунок можешь забрать. Делай с ним, что хочешь. Можешь спрятать подальше от родителей, а можешь и порвать.
Он сел на кушетку рядом с ней. Она тут же перелистнула на следующую страницу и сразу поняла, кто на ней изображён.
— Произвела она на тебя впечатление. Но нарисовано классно. Ты давно рисуешь?
— Угу, довольно давно. Второй год уже.
— Второй год всего?! Ни фига себе! Да ты талантище!
Помолчали. На этом рисунке Лариса пишет на доске название темы урока. Привстала на цыпочки, вытянулась в струнку. Лица не видно — она же со спины нарисована, только правое ухо, за которое её медового цвета волосы заложены, и серёжку видно — но совершенно понятно, что это она. А что там дальше? На следующем рисунке Лариса стоит в ванной. Она полностью обнажена. Левая рука предплечьем прикрывает груди, правая закрыла низ живота.
— Ни фига себе! — прошептала она. Никак не могла оторвать взгляд от рисунка. Нарисовано простым карандашом, а рисунок выглядит цветным. — Не боишься, что кто-нибудь может увидеть?
— Не-а, не боюсь. Главное, чтобы Лариса не увидела.
— А где ты подсмотрел?
— Нигде не подсмотрел. Обычная фантазия. Где я мог подсмотреть? А почему ты говоришь, что я чего-то бояться должен? Это же тебе не порнография. В среде художников такие картины называются обнажёнкой. Жанр лёгкой эротики. Заметь, грудь и низ живота полностью прикрыты.
— Она тебе нравится?
— Угу, очень красивая девушка. И ещё… Знаешь, она ведь прямо искрится от женской энергии. Странно даже, что эта энергия до сих пор не нашла себе выход. С такими внешними данными, как у неё, ей достаточно зайти в любой ресторан, полчаса посидеть за столиком и этого будет достаточно. Домой она уйдёт не одна и за ужин ей платить не придётся.
— Разозлился на неё?
— Да нет, с чего ты взяла? Просто нужно что-то делать. Сама видишь, как она надо мной издевается. Если не предпринять что-либо радикальное, она чего доброго мне за четверть пару выставит. Мне-то фиолетово, но не хотелось бы тётю Галю огорчать.
***
Считая, что Лариса к нему придирается, Серёжа ошибался. Да, двойка за непрочитанную повесть Пушкина была поставлена несправедливо. Лариса и сама это понимала, но у неё и в мыслях не было доводить дело до двойки за четверть. Нашла бы она возможность, дать ему реабилитировать себя. Это совсем несложно. Ей самой двоечники в классе, в котором она ведёт классное руководство, совершенно без надобности. И тройка за изложение была, пожалуй, чересчур строга. Любому из «своих» учеников она поставила бы за такое как минимум четвёрку.