Против ветра, мимо облаков

Бережной пожал протянутую руку, понимая, что с ходу конфликтовать с Ладыжниковым не стоит. До этого он видел своего визави считаные разы, и хотя тот всегда был приветлив и предельно вежлив, Бережной чувствовал хорошо скрытую насмешку — ведь годами полиция не могла инкриминировать Коле-Пауку ничего, даже Правил дорожного движения он не нарушал. А между тем Бережной точно знал, что все бордели курируются именно Ладыжниковым, как и торговля наркотиками. Но знать и доказать — это разные вещи, и доказать Бережной ничего не мог. Было много разрозненных точек, которые на первый взгляд не связаны никак, но в целом чувствовалась система с четкой иерархией, но выявить того, кто за всем стоит, было очень сложно, а доказать вообще не представлялось возможным. Коля-Паук контролировал свою паутину с той неспешной хозяйственностью, которая присуща лишь людям, уверенным в своих силах. То, что полиция много лет разрабатывает его, он знал, как и знал, что ничего на него нет, потому насмешка всегда таилась в глубине его глаз.

К тому же в последние годы случилось несколько резонансных смертей, которые выглядели как суицид, несчастный случай, естественная смерть, но за ними тоже маячила фигура Ладыжникова. Эти смерти так или иначе были выгодны ему, но доказательств опять же не было. Ни единого доказательства, что эти смерти не то, чем выглядят. Даже допрашивать в связи с происшествиями некого. Ну, повесился у себя в гараже директор местной радиокомпании, за месяц до этого намекнувший, что деньги, которыми Коля-Паук щедро спонсирует конкурсы талантов, поступают от торговли наркотиками. Или разбился на автомобиле судья, приговоривший одного из «деловых партнеров» Ладыжникова к длительному тюремному заключению за отмывание денег, изъяв при этом в казну все наличные, найденные в офисе этого самого «партнера», — а это было несколько больших ящиков, набитых пачками купюр. Или умерла от банального столбняка бывшая жена Ладыжникова, пытавшаяся добиться раздела имущества и пригрозившая бывшему супругу рассказать о его делах «там, где следует». И вдруг откуда ни возьмись столбняк, и не спасли, да.

Об этом шептались обыватели, это гуляло в Интернете, но сам Ладыжников относился к подобным слухам с юмором, утверждая, что они ему только на пользу, ведь человека с такой смертоносной репутацией никто не посмеет обмануть в делах.

Бережной не раз и не два изучал все, что было собрано о Ладыжникове, и понимал: инкриминировать ему нечего, слухи — это просто слухи, их к делу не пришьешь.

— Здравствуйте, Николай Андреевич. — Бережной жестом предложил гостю присесть. — Неожиданный визит. Видимо, и правда что-то срочное. Так чем я могу вам быть полезен?

Ладыжников сел в предложенное кресло, и враз шутливое выражение сошло с его лица.

— Я пришел к вам поговорить о Вике Станишевской. — Ладыжников поерзал, устраиваясь поудобнее. — Мне нужно понять, что происходит вокруг нее и почему.

— Зачем?

— Странный вопрос. — Ладыжников нахмурился. — Эта девушка мне как дочь. В какой-то степени она мне больше, чем дочь, — я могу сказать, что создал ее. Я ведь не вдруг начал заниматься меценатской деятельностью, Андрей Михалыч. Когда достигаешь определенного уровня благополучия, начинаешь совсем по-иному смотреть на некоторые вещи. У меня есть собственная дочь, которую я растил один, ее мать оказалась не способна воспитывать ребенка, из-за наркотиков она умерла в клинике, променяла свою дочь на наркоту. Но девочку я воспитывал со всей ответственностью, и она хорошая девочка, умненькая и добрая, но — и все. Никаких талантов у Ирины нет, никаких особых стремлений. Ну да она и без этого проживет, ей оно и ни к чему, собственно, и речь не о ней. Просто в какой-то момент я вдруг увидел, сколько вокруг умных, талантливых детей, у которых нет ни единого шанса пробиться в этой жизни из-за бедности. У Вики была другая история: ее семья никак не поддерживала ее, и хотя Валерий мой друг, я всегда осуждал его за такое отношение к родной дочери.

— И вы занялись меценатством, чтобы дать шанс детям?

— Конечно. — Ладыжников пожал плечами. — Обо мне многое говорят, и я признаю, что не святой, — и вы отлично знаете, что все состоятельные люди в нашей стране такие же, как и я, а то и похуже. Как говорится, подкладка толстого кошелька сшита из слез. Но я готов это признать, и я готов хотя бы частично искупить, помогая талантливым детям. Их было много за эти годы, и каждым я горжусь, и каждому помогаю, если требуется, никого не выпускаю из виду, они словно и вправду стали моими детьми. Но Вика и Женя Назаров, и еще кое-кто — это мои первенцы, если можно так выразиться. Победители самого первого конкурса. И глядя на то, как они расправляют крылья, данные им богом, я радовался и гордился, и знал, что на правильном пути.