Против ветра, мимо облаков

— К вам пришел Валерий Андреевич Станишевский, впустить?

Назаров вздрогнул. Викиного отца он знал, но не видел много лет — с тех пор, как Вика ушла от родителей, чтобы жить с бабушкой, у него не было причин видеться с ее отцом, да и слишком разными дорогами они ходили, чтобы даже просто пересекаться. И вот теперь Станишевский здесь.

Назаров никогда не питал к нему теплых чувств, как и ко всей Викиной семейке, а Дарину и вовсе терпеть не мог, до того она была неприятной и высокомерной. Мать Виктории, Раиса Станишевская, всегда казалась ему застывшей ледяной глыбой, внутри которой замурован злобный Чужой, а Никита при всех его футбольных талантах казался вечно на взводе, всегда готовый вступить в драку, и главным аргументом для него было дать оппоненту в морду.

Старший Станишевский на фоне своих домочадцев выглядел почти человекообразным. Когда он приезжал в Привольное, то с видимым удовольствием проводил время с местными ребятами, но к Вике относился равнодушно — бегает там какая-то, для спорта непригодна, ну и пусть себе живет, как знает, тем более что она никому не мешает.

Изучив практически все интервью и статьи, которые появились в прессе после убийства Дарины, Назаров только удивлялся, с какой злостью говорили о Вике незнакомые люди, которые ее даже не знали. Что это было, злобная радость от того, что у женщины, добившейся успеха, неприятности? Назаров склонялся к этому варианту, публичная личность всегда вызывает интерес, зависть, и злобную зависть в том числе, и полить грязью человека, который несоизмеримо выше простого обывателя и который добился того, чего большинство этих интернет-писак никогда не добьются, — это ли не радость для посредственности. Об этом Назаров писал в своих книгах, и вакханалия вокруг Виктории была подтверждением его правоты.

К тому же в тех статьях не было ни слова правды, просто дело оказалось очень горячее: как же, звезда и чемпионка, и убита собственной сестрой, звездой местного телевидения, да еще на почве ревности! Но Назаров-то знал, что Вика и ревность несовместимы. Он читал пасквили, один грязнее другого, и среди этой вакханалии обнаружил несколько статей с интервью, которые давали разным изданиям родители убитой.

То, что они родители и предполагаемой убийцы, как-то не звучало, хотя для журналистов это была благодатная тема. Но каким-то образом везде писалось: родители жестоко убитой девушки. И, конечно, обычно интервью раздавала Раиса, но за ее спиной всегда присутствовал Валерий — бывший футболист, отличный тренер и вообще хороший парень. Если не учитывать, что он плевал на собственную дочь и демонстрировал это постоянно.

И журналистское любопытство Назарова взяло верх над желанием послать куда подальше «дядю Валеру», как он называл Станишевского когда-то.

— Пусть войдет.

С тех пор, как они виделись в последний раз, прошла вечность. За это время Назаров из угловатого тощего подростка превратился в известного журналиста и признанного писателя, и хотя книги его получили признание преимущественно за границей, он все равно был в городе личностью известной.

А Станишевский почти не изменился. Все та же поджарая подтянутая фигура, все те же серо-зеленые, как у Вики, глаза. И свои идеальные губы Вика тоже унаследовала от отца, как и светлые волосы. Только у Валерия Станишевского волосы стали седые, и Назаров отметил, что он стал выглядеть очень внушительно, ни дать ни взять уважаемый ветеран спорта и тренер, который не просто введет в мир спорта, но и всегда поможет и подскажет, с чем бы к нему ни обратились.

И так оно, собственно, и было — если бы не Вика. Ее присутствие в идеальном уравнении Станишевских делало ответ неправильным.

— Здравствуй, Женя.

Он всегда так здоровался с Назаровым, с детства. И Назаров понял, что сейчас Станишевский примется разыгрывать именно эту карту: ты вырос на моих глазах, и бла-бла-бла.

— Здравствуйте, тренер.

Так когда-то они с мальчишками из Привольного называли Валерия Станишевского, и ему это нравилось. Назаров решил поддержать игру и посмотреть, что из этого выйдет.

— Присаживайтесь. — Назаров предложил гостю стул и сам, выйдя из-за стола, сел напротив. — Рад вас видеть.

— И я рад. — Станишевский обвел взглядом редакторский кабинет. — Неплохо ты здесь устроился.

И поди знай, что он имеет в виду — сам кабинет, с книжными полками и дипломами на стенах, или редакторскую должность Назарова.

— Ты же понимаешь, что я пришел к тебе не просто так. — Станишевский говорил, рассматривая картину над головой Назарова. — Женя, я слышал… Я пытался звонить Алене, но она настроена почему-то очень враждебно, уж не знаю, что там ей Виктория наговорила, но диалог у нас не получился. И я пришел к тебе, ведь ты точно знаешь, что происходит. Я так понял, Викторию снова обвиняют в каком-то убийстве?

— Ее допрашивали в связи с убийством журналиста моей газеты, да. — Назарову хотелось бы дать оплеуху «дяде Валере». — Но Вику ни в чем не обвиняют.

— Пока не обвиняют. — Станишевский вздохнул. — Боже, какой позор!