Он выпустил бабушкину руку и ушел складывать дрова, будь они неладны, и за это теперь казнит себя, потому что через час Ленка, соседка через забор, пришла дрожжей занять — и нашла бабушку в доме, но добудиться не смогла. И Назаров растерянно смотрел на бледное бабушкино лицо, и ему казалось несусветной глупостью, что Ленка голосит на весь дом, когда бабушка спит. И там, где он был Евгений Александрович — вот там он понимал, что случилось, и звонил, куда положено звонить в таких случаях, и отдавал какие-то распоряжения, а там, где он был Женька, Женечка — он не понимал случившегося, хотел выгнать всех этих чужих людей из дома, потому что бабушка не могла умереть, не могла совсем, это было не в ее характере — вот так вдруг взять и умереть, посреди лета и цветущих георгин во дворе.
И теперь он слушает, как в доме читает молитву священник, привезенный им из соседнего села, а соседки подпевают ему «Вечная память!» нестройным горестным хором. И всегда так было, когда умирал кто-то из односельчан, и Назаров не раз присутствовал на похоронах. Если умирает односельчанин, то не прийти его проводить в последний путь в Привольном всегда считалось дурным тоном, скидка делалась только немощным и беременным. Соседи сами готовили поминальный обед — были признанные мастерицы варить и кисель, и картошку с мясом, и пироги печь тоже, и отказаться помочь никому в голову не приходило — сегодня у соседа горе, завтра у тебя. И на такие случаи были заведены большие котлы и прочая посуда, которые хранились в сельсовете, в кладовке, а на кладбище вкопаны стол и скамейки, которые после похорон накрывались клеенками и домоткаными дорожками, и люди садились поминать покойного. И вся забота Назарова — привезти из города продукты по списку, а уж соседки сами все приготовят и организуют, а если чего и не хватит, то свое принесут или по соседям спросят, никто не откажет, ведь не свадьба же, а горе случилось.
— Привет.
Назаров молча подвинулся на скамейке, чтобы новая гостья могла присесть рядом.
— Творожники невероятные. — Ника откинулась на стуле и блаженно улыбнулась. — Лера, где купила такой творог? А сметана…
Валерия хихикнула и лукаво посмотрела на подругу.
— У меня есть кое-что и получше. — Она торжественно водрузила на стол бутылку наливки. — Предлагаю всем оценить. Это нечто особенное, я такого в жизни не пробовала.
— С каких это пор ты покупаешь шмурдяк? — Панфилов подозрительно рассматривал бутылку из-под водки, наполненную розовым густым напитком. — Лера, это же…
— Ты сначала попробуй, потом скажешь. — Валерия откупорила бутылку, и над столом поплыл запах малины. — Ника, давай стопочки. Кто не захочет, настаивать не буду, мне больше останется.
Валерия налила в прозрачную стопку густую жидкость.
— Слушай, это очень вкусно. — Панфилов отпил из стопки и теперь с удивлением смотрел на жену. — Лерка, где ты это взяла?
— Вы не поверите.
Валерию целый день распирало от желания поделиться новостями, но она мужественно дотерпела до ужина, дождалась, когда все поедят и будут расположены к беседе. Чего ей это стоило, знает только она, да вот сейчас Панфилов сообразит, ведь муж как-никак.
— Вываливай! — рассмеялся Панфилов. — Я же вижу, что у тебя новостей полная телега. Ты ведь не только творог и наливку раздобыла?