Против течения

С той самой минуты, когда Леший увидел, как Марина целуется с Анатолием, в нем что-то сломалось: он вдруг на себе испытал то, что когда-то мучило Марину. Мир вывернулся наизнанку, и он не знал, чему верить. Все, что было раньше, казалось ему сплошной ложью – уж он-то знал, какой морок может навести такая русалка, как Марина. Когда первый приступ ярости прошел, он заметался: если то, что он думает, – правда, его собственная вина, которая приросла к нему, как вторая тень, оказалась бы не такой страшной. Но тогда – надо простить? А если Марина его не обманывала? Тогда – он опять виноват! Как жить-то?! Самым ужасным было то, что она не оправдывалась, не пыталась объясниться – она просто закрыла все двери и окна, и он бился, не находя и щелки, чтобы заглянуть внутрь.

В мрачном состоянии духа бродил он по аэропорту Шереметьево, когда, не веря своим глазам, увидел Милу: она разглядывала витрины в дьюти-фри. Обернулась – и Лёшка понял: да это Кира! Кира, увидев его, сняла с головы вязаную пеструю шапочку – огнем полыхнули ярко-красные волосы. Господи, вот это покрасилась…

– Поменяла имидж?

– Да. Начинаю новую жизнь. Летим вот в Испанию. А ты? Что такой мрачный?

– Да так.

Она подошла совсем близко – он невольно залюбовался: от ярких волос кожа стала розовой, а глаза нестерпимо синими. Вот так бы и написать. Клоунесса! В белой пачке, полосатых гольфах и башмаках с помпонами. Шарф у нее как раз и был полосатый, нужного цвета. Кира посмотрела на него очень серьезно, хотела было что-то сказать, но подошедший Анатолий не дал:

– Иди погуляй. Нам поговорить надо.

– Ладно. – И с любопытством оглянулась.

Стоя друг против друга среди сверкающих витрин и снующих пассажиров, они образовали зону отчужденности, столь мощное поле взаимной неприязни их окружало. Анатолий наконец сказал, мрачно взглянув Лёшке прямо в глаза:

– Я клянусь жизнью своих дочерей – между мной и Мариной ничего не было. Никогда. Она любит тебя! – И прибавил, не удержавшись: – За что только, не понимаю.

– Не твое дело, за что!

– Ну, конечно!

– А это что было? Я же видел.

– Видел ты! Это была не Марина.

– Не Марина? Что ты мне…

– Это была Валерия.

– Валерия? Как это может быть?

– Ты же их знаешь – ведьмы. Это была Валерия. Я ее обнимал, ее целовал. Последний раз…

– И я должен верить этому?

– Как хочешь. Я поклялся жизнью дочерей – а нам сейчас лететь. Так что – следи за новостями. Кстати, о дочерях: ты не забыл, случайно, что изменил Марине с одной из них? Скажи спасибо, что Кирке тогда уже восемнадцать исполнилось! Только ради Марины…

А жизнь шла своим чередом, как будто ничего не случилось. Кончились каникулы, и Степик тут же получил пятерку по английскому и двойку по математике, а Митя, учившийся с Мусей в одной школе, подрался из-за нее с каким-то Никитой:

– А чего он Мусю за косу дергает!

– Глупый ты, – кокетливо сказала Муся. – Не понимаешь ничего: я ему нравлюсь.

И Марина в очередной раз задумалась: что ж из нее вырастет? Ванька разбил бабушкину лампу: «Я нечаянно, нечаянно!» А сама бабушка то и дело что-нибудь теряла, заставляя всех искать. Юлечка маялась с «новым мальчиком» Илюшей, который капризничал день и ночь, так что Марина ходила спасать Юлю, которая уже почти дошла до нервного срыва. Митя чувствовал себя заброшенным. Марина пригрела и Митю, хотя иной раз к вечеру у нее просто звенело в ушах, и она с трудом сдерживалась, чтобы не сорваться. Она не понимала, что делать дальше. Решить это должен был Алексей – от нее ничего не зависело. Либо он ей верит – либо нет. И все. Объясняться она не собиралась, хотя прекрасно понимала, какая буря у него в душе и что он мог придумать своей ревнивой головой. Но жить в неизвестности было невыносимо.

Медитируя, она пыталась заглядывать в будущее, которое видела только на два шага вперед: она удлиняла и удлиняла луч фонарика, рассеивающий тьму грядущего, пока однажды вдруг не увидела, что никакого будущего и нет. Конечно, есть – но не один путь, а множество! Те несколько шагов по прямой, что она ясно различала в тумане, приводили к развилке, а каждая дорожка, по которой можно было пойти вперед, тоже раздваивалась, и так до бесконечности! Вариантов было бесчисленное множество: проследив некоторые, она увидела себя рядом с Анатолием, а Лёшку вместе с… Милой!

Пойдя по другому пути, наткнулась на собственное беспросветное одиночество, а когда на двух других тропинках обнаружила две смерти, испугалась и прекратила это бессмысленное занятие. Этот разветвляющийся, как корни дерева, путь будущего был ее собственный, такой же – у Лёшки, у Анатолия, у всех живущих. И каждый, делая шаг вперед, творя свой выбор, словно бросал в воду камешек, от которого расходились круги по воде – они пересекались, сталкивались, дробились, поверхность грядущего покрывалась рябью, и возникали новые повороты, новые развилки и тропинки.

Будущего – нет.

Оно не стоит вдалеке, подобно замку сокровищ или ужасов, и ты не входишь в него, открывая дверь за дверью – ты сам выбираешь свой путь, строишь свой замок, собираешь свои сокровища – или растишь собственные кошмары.