Против течения

Высокие канделябры с тонкими свечами, огромный серебряный прибор с гербами, хрупкие, как яичная скорлупа, фарфоровые блюда, заполненные оранжерейными фруктами, орхидеи, украшавшие вышитую скатерть с кружевными краями, — все это в сочетании с чужими лицами, окружавшими ее, заставило ощутить непреодолимое желание убежать и спрятаться. Она вцепилась в резные подлокотники кресла.

Спокойный глубокий голос раздался рядом с ней:

— Мне была предложена честь занять место справа от вас. Вы позволите мне сказать, как я рад этому?

Энн смотрела в добрые, понимающие глаза Синклера, но пересохшими губами не сразу смогла ответить.

— Эта комната неизменно вызывает благоговение, когда видишь ее впервые, — продолжал он, и девушка догадалась, что он понимает ее состояние и дает время прийти в себя.

— Сегодня было слишком много такого, что я видела впервые, — сказала она нетвердо. — Я впервые присутствую на таком торжественном обеде и вижу… ну, подобных людей.

— А с какими людьми вы привыкли общаться? — спросил он, и Энн почувствовала в его вопросе не только вежливость, но и подлинный интерес.

Почти невольно она заговорила о своем доме, об отце. Обед, при всей его официальности, проходил гораздо быстрее, чем Энн считала возможным. С левой стороны от нее сидел унылый прозаический сквайр, любитель охоты на лис, который приехал с женой и дочерью из соседнего поместья. Он не знал, о чем говорить с человеком, не умеющим оценить наслаждение охотой, и при любой возможности Энн с облегчением поворачивалась к кузену Синклеру. Почему-то, несмотря на их абсолютное несходство, он очень напоминал ей отца. У него было то же спокойное чувство юмора, тот же неподдельный интерес к людям и то же равнодушие к их положению и внешним атрибутам, которыми они определяли свое место в жизни.

Обед показался Энн приятным, потому что рядом с ней сидел этот человек. Она забыла, почему она оказалась здесь и кто она, и удивилась, когда услышала слова леди Мелтон:

— Мы должны, конечно, выпить за здоровье жениха и невесты.

Все сидевшие за столом встали, и Энн попала бы в неловкое положение, поскольку тоже хотела встать, если бы Синклер не положил руку на ее ладонь и не шепнул:

— Вы должны сидеть. Это тост за вас и Джона.

Бокалы взметнулись вверх.

«Жених и невеста». Ощущая, как краснеет, Энн надеялась, что не позорит Джона. Он сидел на дальнем конце стола и, казалось, воспринимал все хладнокровно, в своей обычной серьезной манере.

Гости сели.

— Спич! — потребовал кто-то, но Джон покачал головой.

— Слишком много спичей я произнес за последнее время, — сказал он. — Сегодня у меня выходной.

— Но вы же выпьете за здоровье вашей невесты, — предложил кто-то еще.

— Разумеется. — Джон поднял бокал, глядя на Энн.

Она с усилием подняла в ответ свой бокал к губам и, ощутив вкус шампанского, почувствовала всю фальшь происходящего. «Мы как будто на сцене, — думала она, — как куклы, которых дергают за веревочки. Все, что происходит здесь, не настоящее. Мы все притворяемся, играем, вместо того чтобы жить».

В ней быстро нарастала волна протеста. Ее взгляд остановился на Чарлзе. Он смотрел на нее через стол искрящимися глазами, и улыбка, которую она почему-то нашла неотразимой, кривила его губы. Поймав ее взгляд, он почти совсем незаметно подмигнул ей. Энн поняла, что если она бунтует против помпезности и высокопарной формальности, то он видит в этом забавную сторону. Для Чарлза это не трагедия, а комедия — повод посмеяться.

Почувствовав себя юной и беззаботной, Энн подмигнула в ответ.

9

Леди Мелтон вошла в библиотеку и, плотно закрыв за собой дверь, быстро прошла к столу, за которым работал ее сын.

— Ну, Джон, я думаю, настало время нам с тобой поговорить откровенно.

Джон медленно поднялся.

— Очень хорошо, матушка, — ответил он. — Если вы считаете, что это принесет пользу.

— Мой мальчик, ты должен мне кое-что объяснить.

Джон улыбнулся, как будто был слегка озадачен:

— Полагаю, было бы смешно с моей стороны притворяться, что я не понимаю, о чем идет речь?

— Очень смешно, — отозвалась леди Мелтон. — Ты прекрасно знаешь, что поступил плохо. — Внезапно ее тон изменился, в голосе зазвучало человеческое чувство: — О Джон, как ты мог быть таким дурачком?

— Дурачком, матушка?

— Да, дурачком, — горько повторила леди Мелтон. — Что тебя заставило жениться на этой девушке? Она мила, не могу ничего сказать, но она никто. У нее нет ни положения в обществе, ни светского лоска, ни, насколько я поняла, умения вести беседу. Как ты мог вообразить хотя бы на минуту, что она может занять место твоей жены? С тобой всегда было трудно, Джон, но на этот раз я в отчаянии. Ради чего ты сделал это?

Джон вынул портсигар, открыл его и, казалось, полностью погрузился в выбор сигареты. Наконец он сказал:

— Полагаю, очевидное объяснение вас не устроит?

— Ты любишь ее? — спросила леди Мелтон. — Но почему? За что? Вспомни, какой выбор был у тебя всю жизнь! По-настоящему привлекательные женщины. К тому же я надеялась, да, я всегда надеялась, что рано или поздно ты женишься на Вивьен.