Читаем Против течения полностью

Жили мы у неё не долго. Комнатушка, которую нам отвела мамина сестра, была бесчеловечно тесной, и я постоянно ссорилась с сыном тётки — извилистым, злобным мальчишкой. Наверное, ссора сестёр началась именно из-за меня, и мне было горько сознавать это, но, когда мы выехали из их дома, я и мать как будто выпрямились и повеселели. Мы снова грузили вещи и садились в поезд, и в этот раз чемоданы казались как будто тоньше, стульев и платьев стало поменьше, и, наконец, мы приехали в Сибирь. Здесь жила моя бабка. Город был большой, и стоял на огромной реке. Когда поезд прогромыхал по одному из закопчённых суставчатых мостов, я начала плакать. Прошлое отодвигалось и скрывалось в сиянье водной глади, узорчатых домов и кранов, а мне не хотелось расставаться с моим детством, отцом, любовью, какой я её встретила.

Всё мне не нравилось в нашей новой жизни. Я росла неприручённой, и никому до этого не было дела. Бабушка была очень толстая и старая. Читать она не умела, но очень любила, когда ей читали вслух. Поэтому приходилось читать мне, и я бесилась над глупыми историями, вылетающими из моего рта. А у матери появился друг. Я его ненавидела. Он был весь какой-то гладкий и всегда от него душно пахло одеколоном, а волосы он мазал дрянью, от которой они слипались и мерзко блестели. Однажды матери не было дома, и он взялся помогать мне по арифметике. Он долго объяснял мне глупейшее правило, и я, задыхаясь от злобы, пыталась решить по нему пример, и, наконец, расплакалась. Он растерялся, а я топала ногами, колотила руками по столу и ударилась головой о спинку стула, когда откидывала назад голову. Пришедшая вскоре мать, нашла меня между стеной и диваном, где я сидела, сжав губы и не отвечая ни на одно слово, а мамин друг сидел в кухне, противно скребя щёки и барабаня пальцами по столу. Но, к моему удовольствию, этот человек, вызвав бурю в нашем доме, исчез.

Как-то, когда мы с бабушкой одни сидели дома, пришла маленькая пухлая женщина. Она затопила собой мой любимый гнутый стул и дожидалась матери, взглядом цепляясь за каждую вещь в доме. Пришла мать, и разразился скандал, потому что эта женщина оказалась женой маминого друга. Она бесновалась и несколько раз назвала маму «сукой». Бабушка омертвела в своём кресле, а я тихо стояла за портьерой и испытывала наслаждение. Мне хотелось завизжать так же, как и она, изорвать ей платье, зверски укусить в колышущуюся толстую ляжку и дёрнуть её за волосы. Я намотала на кулак портьеру и дёргала её до тех пор, пока не оборвала.

С тех пор мамин друг больше не приходил к нам, а мне из всего этого запомнилось одно слово: «Лжецы», — без конца повторяла моя мать, сидя передо мной и качаясь из стороны в сторону. Лжецы? Кому они лгут? Зачем?

Я не буду больше вспоминать о моём детстве. Оно протускнело на краю океана явлений, веселящих душу человека, и безрадостно погасло. Единственными отрадными мгновениями были те, когда мать, забыв о своих печалях, становилась весёлой, ласкала меня и рассказывала о том, как хорошо было жить раньше. С тех пор во мне до последних событий, укоренившись, жило убеждение, что раньше всё было лучше. Держались мы с мамой как-то отдельно от соседей. В гости к нам, кроме одной маминой знакомой по работе, никто не заходил. И я ни с кем не водилась. Почему-то так получалось, что все знали о том, что моя мать хотела женить на себе порядочного человека.

Дальнейшее я буду описывать с того дня, когда стала взрослой. Жили мы опять на новом месте, в южном областном городе. Я, не доучившись до десятого класса, бросила школу и работала санитаркой в больнице. Там же я познакомилась с Сергеем, работавшим врачом. О том, что ему было немного больше двадцати и, что он был до огорчения красив, можно и не писать. Он просто стал моим, когда я ещё не знала, как его зовут. Тогда мне исполнилось семнадцать лет, и я мыла пол в его кабинете. Солнце плескалось в стеклянных дверках прозрачных шкафов и никелированных боках стерилизаторов. Он вошёл, когда я, поставив швабру в угол, мыла руки холодной водой. До этого мы часто встречались с ним взглядами и тут же отводили глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии