Против течения

Вообще в писательском труде каждый из нас шёл своим путём. Постепенно я поняла, что Юра не просто хотел, а постепенно стал требовать: всепонимания, всепрощения (его, но не меня), высокого интеллекта, достижений в искусстве и к этому непременно внешней красоты и неувядающей молодости!!!

Всё это разумеется, является неисполнимостью для обычного человека и даже для необычного. Он никогда не любил детей и не хотел их иметь. Я трижды могла иметь от него ребёнка. В общем, к середине 80-х наша совместная жизнь оказалась нелёгкой. Но с учётом моей личной в определённой мере ненормальности, я выживала в этой тупиковой для женщины ситуации.

Что он находил в других женщинах? Наверное, то, чего не было во мне или исчезло со временем: юность, повиновение, новизну секса, вообще смену декораций и одежд, которые необходимы большинству мужчин для ощущения собственной полноценности и неувядаемости.

Со второй половины 80-х я иду своим путём, но всегда прислушиваюсь к его советам. Мы по-прежнему вместе обдумываем композиции моих работ маслом, я продолжаю оформлять его диски и книги.

Сложно писать беспристрастно о тех, других женщинах любимого тобой человека. Безоблачными были для нас 1971–1977 гг., 1980–1985. Всё остальное имело «подводное течение», так как на поверхности бурь как бы не было. 1978 год. Жду мужа всю ночь, а его нет до утра. В другой раз не хочу ждать, надеваю новую, только что сшитую длинную юбку и иду в какой-то ресторан на Литейном. Подсаживаются мужчины, несут пошлятину. Бегу прочь. Сижу на скамейке в сквере на улице Некрасова и плачу. Подсаживается простецкий мужик, может, рабочий, может, босяк или алкаш, не знаю. По-простому спрашивает, что случилось? Говорю — муж мне изменил. Он советует: «А ты пойди на кладбище, возьми земли с могилки и посыпь мужу в ноги на кровати. Или эту землю кинь ему в плечо. И забудет он путь к той…» И смешно мне стало, будто и полегчало от этой «народной мудрости». Пошла на Смоленское кладбище, но не за землёй, а помолиться Ксении Блаженной.

И второе воспоминание, связанное с этим периодом. Я опять в этой самой юбке на слайде около универсама на Бухарестской улице. 1979 год. Суровые многодневные голодания Юры и зимой, и весной. Я по возможности придерживаюсь его диет, но голодаю по 2–3 дня от силы. Поэтому и на слайде я удивительно худая. Бегаю за продуктами на рынок, по универсамам в поисках именно того, что рекомендовано в умных книжках для выхода из голодания и для последующих диет. Диета-то была вегетарианская с элементами сыроедения. Юра дошёл до дистрофии. Моя мама плакала после наших визитов к ней на тренировку в бассейн университета.

Весна и лето 1979 г. были прекрасными, если не считать того, что у Юры продолжались временами расстройства пищеварения. Весна прошла в Вырице на Оредеже, где я вела полевую практику у студентов биофака. Мы жили на самом берегу реки в преподавательском доме. Окна выходили на широкий за ГЭС Оредеж. Однажды вечером, особенно тёплым и тихим, розовато-жёлтым на закате, мы катались на лодке. Плыли долго, пока река не стала сужаться, и огромные тёмно-зелёные ели обступили нас с двух сторон. Мы доехали до моста и повернули обратно. Потом фотографировались в парке биостанции на берегу. Вот Юра на коленях среди сосен в чётких наклонённых под закатным углом широких лучах солнца, проходящих между ветвей. Среди берёз на обрывистом берегу — Юра с кудрями до плеч. Поэт. Я — в узкой аллее, плотно посыпанной оранжевым песком. То ли сон, то ли явь.

И ещё из жизни на биостанции. Лабораторная веранда. Тишина. Воскресенье. Все студенты в городе. Биостанция пуста. Мы на электроплитке в колбе кипятим чай. Пьём его с гречишным мёдом, едим свежий творог. Мёд и творог купили в маленьком сельском магазинчике у ГЭС.

Юра в тот период был, наверное, самым худым за всю свою жизнь, похудел на 20 килограммов. И такой он стоит на мостике водной станции у подножья нашего преподавательского дома с верандой. Летом мы отправились на Днепр в Прохоровку. И это тоже были золотые и красивые дни.

В 1984 году я нарушила правило нашей совместной семейной жизни, забеременев от своего собственного мужа Ю. Морозова, что вызвало его молчаливую ярость. По-моему, месяц он вообще не разговаривал со мной. Почти сразу вновь внедрилась в судьбу «женщина 22», улучив удобный момент для состязания. Я и мой ожидаемый малыш не выдержали такого напора событий. Через восемь месяцев ребёнок погиб.