Против течения

Все рассказы, повести, романы Юрия я читала в самом первозданном виде, написанные шариковой ручкой. Я перепечатывала их все в 70-е, 80-е, 90-е годы по мере написания.

В 70-е и начале 80-х мы использовали самые что ни на есть допотопные пишущие машинки. Брали их в существовавших тогда пунктах проката. У машинок обязательно были какие-нибудь технические неполадки — то плохо пропечатывались какие-то буквы, то лента то и дело выскакивала и т. п. Юра сразу пытался исправить техническую «лажу». А я дописывала плохо пропечатанные буквы от руки при проверке текста.

Помню, когда мы жили в Купчино на Бухарестской улице, я отыскала пункт проката у метро «Ломоносовская». Мне выдали огромную тяжеленную машинку. И я тащила её до автобусной остановки, потом до дома с большим трудом, то и дело останавливалась, передыхая на футляре этой «чудо машинки». После путешествия с агни-йогами в 1980 г, не скажу как именно, но нам в вечное пользование попала пиш. машинка шефа команды Тоши, на которой он когда-то «тюкал» свою «Кунта-йогу». Юра её наладил, и я стала печатать на ней. Это была миниатюрная машинка то ли 20-х, то ли 30-х годов XX века. Починенная, прочищенная, она довольно долго служила нам, пока однажды вдруг не остановилась, лента не шла, литеры сбились все в одну плотную компанию. Пришёл конец срока её службы. Эта машинка и поныне стоит у меня как некий реликт расщелины времени, покрытая сшитым мной некогда по Юриной просьбе брезентовым чехольчиком. Вообще все чехлы для его аппаратуры я шила из старой палатки.

В начале 90-х Юра купил электронную машинку «Ромашка» с довольно обширной программой действия. Я освоила её, начиная новую эру электронных штучек. Но и с этой машинкой пришлось повозиться. Лента быстро блекла, перематывать и вставлять её было утомительно. После этой процедуры руки оказывались перемазанными чёрной краской.

В 2000 г. появился компьютер, которым занимался только Юра. Я читала тексты, расставляла знаки препинания. Сам он в них почему-то всю жизнь сомневался.

Ну, всё это «техническая» сторона книг.

Я очень любила и люблю рассказы Морозова 70-х.: «Плавание Магдалины», «В городе низкого солнца», «Евангелие от одиночества», «В земле», «Тропа», «Железовут», но особенно «Белые листья». В сборнике «Светильник», вышедшем в 1990 г., опубликованы рассказы «Плавание Магдалины» и «А потом задул ветер». Читая и перечитывая эти рассказы, я всегда плачу. Они мне очень близки. Это наше время, пора сильной и глубокой любви. Может быть, они в чём-то покажутся наивными современному читателю, но их высокая романтика, духовная устремлённость, душевная чистота, красота формы покорили меня навсегда. К этим своим произведением со временем Юра стал относиться как бы со снисхождением. Мол, прошедший этап, а сейчас надо писать иначе.

В 80-е, 90-е написаны «Песня силы», ещё неопубликованный философский трактат Юрия, «Парашютисты», «Зона возврата», Налево от вечности», «Подземный блюз», «Если бы я не был русским».

«Песня силы» — это трактовка Морозовым того, как функционирует Мир, Вселенная, каково место в ней человека, его понимание Бога. Это система миросозерцания тогдашнего Юрия Морозова. И хотя в дальнейшем религиозное мировоззрение Юрия менялось, но и в 2000-е, перечитывая свой трактат, он говорил: «А что, ведь неплохо написано?»

«Подземный блюз» выстрадан. В этом романе, частично биографическом, а более художественно-мистическом и фантастическом, много резких и откровенных суждений. Но промолчать он не мог, чувствуя, видя, анализируя музыкальный ералаш, современный ему, и работая над звуком и собственными композициями с полной отдачей сил и пониманием дела. На его глазах поднялись и прославились десятки духовных и музыкальных пустышек. И нужно было сказать правду даже в ущерб себе. Приключения, мистический пыл «Блюза» увлекают, невольно заставляют мыслить многомерно, и даже Морозова постигать в двух лицах.

Он хотел рассказать о музыкальных и мистико-йоговских перевёртышах, и это у него получилось. Люди, принявшие что-то на свой счёт, возможно, отвернулись от Юры из-за этого. Они не правы в том, что на самом деле книга эта — не хронология бытия данного периода и лиц, а понимание автором того временного промежутка, в котором он жил. Лично мне не пришло в голову обижаться за то, что в главе «Сексуальная революция» я якобы экспериментирую в постели то с одним, то с другим Морозовым. На самом деле такого отношения к любви и даже к сексу у меня не было никогда. Я вообще не экспериментатор в чём бы то ни было.

Особое место в литературном творчестве Морозова занимает самый большой роман «Если бы я не был русским» (1989 г., доработки сделаны в 2005 г.). В нём мне особенно близки таинственные, трагические и романтические главы. Я люблю, жалею, понимаю главного героя Серафима Бредовского, приковавшего себя к скале неисполнимости.