Одна фара, желтая, как луна, треск, как от старой кофемолки, – сомнений быть не могло, это мопед Тома. Который его отец так и не починил.
Я вышла из домика. Том резко затормозил и чуть не свалился с мопеда.
Он снял шлем.
– Луиза! Я тебя везде искал!
Я молча бросилась в его объятия и поцеловала его.
Я была счастлива увидеть Тома вновь. После всего, что случилось, я словно вынырнула из воды и вдохнула полной грудью. Я заплакала, прижавшись к нему.
Я рассказала ему о том, что произошло с Сарой, о том, как мне помог месье Бланше, о том, как мяукал Уголек, благодаря которому я нашла запасной выход, о Патрисии и Сати и, наконец, о том, как меня чуть не повесили в парке.
– Они все с ума посходили, – подтвердил Том. – Я смотрел новости, во всех городах происходит то же самое. Савини приказал арестовать всех Кошек. Я было поехал к тебе, но к дому не подобраться: перед ним стоит полицейская тачка. Поэтому я отправился искать тебя по городу. Но тебя нигде не было, так что я решил, что, возможно, найду тебя здесь.
Мы долго-долго целовались, а потом вернулись в домик.
Мы разожгли огонь в старой печке.
– Теперь ты в безопасности. Я привезу тебе еды и питья. И одеяла.
В печи потрескивал огонь, нам становилось тепло.
Том протянул мне свой мобильник, и я позвонила папе.
Он ответил после первого гудка, словно уже несколько часов держал руку на трубке.
– Лу, ты в порядке?
– Все хорошо, пап, не волнуйся.
Я сказала ему, что я в безопасности и что со мной ничего страшного не произошло, но, конечно, дела обстояли совсем не так.
– А как Сати, с ним все хорошо?
– Да, он спит. Он рассказал мне все, что с вами приключилось. Патрисия очень переживает… Она действительно хотела тебе помочь.
Мы помолчали. Потом я спросила:
– Что станет с девушками? Зачем их согнали на бумажную фабрику?
– Я не знаю. Савини что-то говорил о защитных мерах, об охране здоровья населения. В общем, всякую чушь. Все это плохо кончится, очень плохо.
– И ничего нельзя сделать?
– Те, кто защищает Кошек или помогает им, рискуют оказаться в тюрьме. Лига теперь у власти, и они творят все, что им угодно. Чрезвычайное положение, Лу.
– Знаешь, я думаю, что могла бы вернуться домой, если…
– Лу, – сказал папа, – тебе нельзя возвращаться в город. Ни в коем случае. Иначе тебя поймают и посадят под замок.
– Но… что мне делать?
– Том с тобой?
– Да.
– Отлично. Оставайся там, где ты сейчас. Том расскажет мне, как до тебя добраться. Я приеду как можно скорее. Вот только… у нашего дома постоянно дежурят полицейские. За мной следят. Я подумаю, как с тобой встретиться, хорошо?
Я ничего не ответила.
– Лу, я люблю тебя.
– А я тебя, папа. Я люблю тебя. Поцелуй Сати от меня.
Я повесила трубку.
Я ощутила огромную пустоту внутри себя.
Том обнял меня, и мы сидели, глядя на огонь.
Я прошептала:
– Фатия сказала, что идет война. Между ними и нами.
– Между ними и нами? Она ошибается, Савини поддерживают далеко не все.
– И не все Кошки хотят войны.
Я рассказала Тому, что среди мужчин, напавших на меня в парке, был Фред и что Фатия надела ему петлю на шею.
– Все, что я пережила, – его вина. Но маму не вернуть, и прошлое стереть невозможно. Не было никакого смысла его убивать. Абсолютно.
Том молчал.
Я рассказала ему о догадках Фатии. О том, что Мутация – это некий ответ на жестокость мужчин. Словно в Кошек нас превратили какие-то боги, потому что пришло время взять реванш.
– Она, может быть, права, я не знаю. Но я уже говорила ей, что раз Кошки – сестры, значит, у нас могут быть и братья.
Том согласился.
– Да, многие парни чувствуют, что Кошки им близки. Все, кто не могут найти свое место в этом мире. Да и потом… кто знает, может, Мутация распространится и дальше.
– Что ты имеешь в виду?
– Подумай, а что, если это только начало? Начало великой Мутации! Мы все покроемся шерстью. И парни, и девушки. Да и различий между парнями и девушками не будет. Будут просто Кошки. И мы изменим этот мир.
От этих слов мне стало смешно; я не могла представить, чтобы месье Бланше стал Кошкой. Это невозможно.
Но я была совсем не прочь изменить мир. Превратить его в нечто красивое, блестящее и новое.
– Знаешь, что так усложняет нам жизнь? – продолжал Том. – Стремление людей загнать друг друга в рамки: мужчины должны быть такими, а женщины сякими. Мой отец мыслил именно так. Мужчина должен быть сильным, смелым, суровым. Женщина должна быть красивой, нежной и заниматься детьми. Но это все полнейшая чушь. Это способ загнать нас всех, мужчин и женщин, в рамки. В крошечные прямоугольнички.
– Так жить невозможно.
– Я бы не смог вернуться в свои рамки, – сказал Том, положив руку на живот.
– Ты прав, нам больше подходят круги, а не прямоугольники!
Том снова стал серьезным и добавил:
– Я согласен с Фатией, что прежде всего жертвами жестокости со стороны мужчин становятся женщины. Но есть и парни, которые страдают от нее, если не вписываются в рамки. Я об этом знаю не понаслышке. Я, сколько себя помню, ощущал себя скорее девушкой, чем парнем.
– Ты и девушка, и парень, и ты любишь парней, девушек и Кошек.
– Я тебя люблю, тебя!
– А я тебя. Потому что ты ужасно странный.