Против шерсти

– Правительство принимает меры, – добавил ведущий. – Действия Темных представляют собой угрозу общественному порядку. Нарушительницам грозит…

Я взяла пульт и выключила телевизор.

Том погладил меня по щеке:

– Я горжусь тобой, Луиза.

Я ничего не ответила.

– И я тебя люблю.

– А я тебя.

Мы поцеловались, а потом я рассказала Тому о нашей недавней кампании по расклеиванию плакатов.

Его это явно впечатлило.

– Ты настоящая революционерка, Лу!

– Ну да, а потом мы пошли в клуб.

– Вот так и начинается революция!

– Слышал бы ты, какой нагоняй я получила от папы, когда вернулась домой посреди ночи.

На следующий день Тома должны были выписать. Я обещала, что познакомлю его с Кошками, живущими за стадионом.

На прощание мы слились в бесконечном поцелуе, и краски окружающего мира поблекли. Мы отпрянули друг от друга, услышав покашливание медсестры.

– Время посещений закончилось, – сказала она, нахмурившись.

Я уехала домой на розовом велосипеде. Мне казалось, что весь мир в моих руках. Меня все восхищало. Пронизывающий ночной холод. Огни бумажной фабрики. Хруст опавших листьев под колесами велосипеда.

Папа ждал меня, сидя на диване. Он только что уложил Сати.

Он тоже видел ролик, снятый у школы. Он крепко обнял меня.

– Я не знал, Лу. Мне очень жаль. Почему ты ничего не сказала?

За все эти годы я так и не решилась рассказать, что со мной произошло на вечеринке у Сары. Как и о ссоре с мамой.

– Потому что мне было страшно. Потому что мне было стыдно.

У папы в глазах стояли слезы. Я видела, что он ищет слова и не может их найти. Вот и я не могла подобрать слов, чтобы рассказать обо всем этом.

– Это был Фред, брат Сары? – спросил наконец папа.

Я молча кивнула.

– Завтра я пойду к его родителям. Я объясню им, что…

– Папа, его родители ни при чем. Ни они, ни Сара не знали.

Но папа меня не слушал. В его голосе звучала ярость, он сжимал кулаки.

– Мы пойдем в полицию. Утром мы первым же делом пойдем в эту чертову полицию, и принять нас будет в их интересах.

Я взяла его за руку:

– Пап.

– Не беспокойся, Лу. Мы напишем жалобу, и я клянусь, что…

– Папа!

Он заморгал глазами, как будто вдруг осознав, что я сижу рядом с ним.

– Что?

– Ты же знаешь, что мы не можем пойти в полицию. Я Кошка. Ты знаешь, что они скажут.

Папа закусил губу. Он знал, что я права. Полиция ничего не сделала, чтобы помочь Тому, она не стала разбираться, кто написал гадости на нашей двери, и в этом случае они тоже ничего не сделают.

– Я не понимаю… я не понимаю, как можно сделать… это. Каким чудовищем нужно быть, чтобы так поступить. Чтобы так поступить с тобой, моя маленькая.

Папа не смог сдержать слез, и они потекли по его щекам.

Мы прижались друг к другу. Нам больше ничего не оставалось. Прижаться друг к другу – лучший способ сказать, что мы друг друга понимаем. Что все, что было в прошлом, – это один большой дурдом. Что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Что любовь никуда не делась.

Папа вытер слезы.

– То, что ты сделала в школе, – очень смелый поступок. Мама бы тобой гордилась.

– Спасибо, пап.

– Клянусь, она бы тобой очень гордилась. Я тоже горжусь моей взрослой дочерью.

У меня растаяло сердце.

– Пойдем, – сказал папа и потащил меня на кухню.

Он открыл банку персиков в сиропе, и мы принялись орудовать чайными ложками. Мы молчали довольно долго. Но это молчание не было неловким. Оно успокаивало.

– Звонили журналисты, – сказал папа с полным ртом. – Раз десять, начиная с того момента, как я пришел домой.

– Что ты им сказал?

– Я отправил их куда подальше. Они все из каких-то желтых газетенок. Им не очень-то интересна твоя история. Им нужна сенсация. Один из них даже предложил денег за интервью с тобой, представляешь? В какой-то момент я перестал брать трубку. Телефон просто звонил.

– А как Сати, в порядке?

– Да, но, думаю, в садике ему приходится нелегко. Его друзья знают, что ты Кошка. Они подсмеиваются над ним. А он плохо понимает, что происходит. Ты его сестра. Точка.

Я с трудом проглотила кусок.

– Ты знаешь, что дети могут быть жестокими. Но Сати, по крайней мере, сегодня неплохо повеселился.

– Ты о чем?

– Телефон все звонил, и это раздражало твоего брата. Он каждый раз спрашивал, кто звонит и почему я не беру трубку. Я поднялся наверх переодеться, и вдруг телефон перестал звонить. И знаешь что? Сати стоял у телефона! Он снял трубку и рассказывал журналисту, как у него прошел день. Он во всех подробностях описывал, как они ходили в «базеин», как он «кувался» вместе с «воспилательницей» и про все остальное! Я пытался не смеяться, но, клянусь, это было непросто. Минут через десять на том конце повесили трубку. Когда телефон опять зазвонил, Сати спросил, может ли он ответить, и я разрешил ему и посоветовал не забыть рассказать про игры на прогулке.

Мы так громко рассмеялись, что чуть не подавились кусочками персика.

В этот момент в гостиной раздался ужасный грохот.

Мы бросились туда.

Окно было разбито вдребезги.

На ковер только что приземлился кусок бетона. Серый брусок с острыми краями.

Через несколько секунд мы подошли к окну.