Против Сент-Бёва

Отметить следующее (я плохо помню, на какой странице говорится у меня о том, что Бальзак восторгается остротами своих персонажей, то есть своими собственными): иногда такой восторг, который у него вызывают даже самые незначительные из его «словечек», он выражает не прямо, а передоверяет это действующим лицам. Одна из его новелл – «Второй силуэт женщины» – снискала большую известность. Она состоит из двух рассказов, которые сами по себе не бог весть что, зато почти все персонажи Бальзака собраны здесь вокруг рассказчиков, как в тех «вставных номерах», «церемониях», которые «Комеди Франсез» дает по случаю юбилея, столетия. Каждый вступает в действие со своей реплики, как в диалогах античных философов, в которых хотят видеть воплощение целой эпохи. Постоянно появляются новые персонажи. Де Марсе начинает свой рассказ с объяснения, что государственный деятель – это образец холодного и бесстрастного существа:

– Вы объясняете этим, почему во Франции так редки государственные мужи, – заметил старый лорд Дэдлей. <…>

– Я таким чудовищем сделался очень рано, и благодаря женщине, – продолжал де Марсе.

– А я думала, – сказала г-жа де Монкорне, улыбаясь, – что мы, женщины, чаще портим политических деятелей, чем способствуем их появлению. <…>

– Если речь идет о любовном приключении, то прошу не прерывать рассказчика никакими рассуждениями, – сказала баронесса де Нусинген.

– Рассуждения в любви неуместны! – воскликнул Жозеф Бридо. <…>

– Он не захотел остаться ужинать, – сказала г-жа де Серизи.

– О, избавьте нас от ваших ужасных сентенций! – улыбнувшись, сказала г-жа де Кан ^[183].

И далее в разговор по очереди, подобно сосьетерам ^[184], шествующим на мольеровский юбилей мимо бюста драматурга и возлагающим на цоколь пальмовую ветвь, вступают княгиня де Кадиньян, леди Бэримор, маркиза д’Эспар, м-ль де Туш, г-жа де Ванденес, Блонде, Даниель д’Артез, маркиз де Монриво, граф Адам Лагинский и т. д. Так вот, вся эта несколько искусственно собранная публика в той же мере, что и сам Бальзак, выразителем которого она является, для него чрезвычайно удобна. После замечания де Марсе: «Истинная и единственная любовь порождает физическое равновесие, вполне соответствующее тому созерцательному состоянию, в которое впадаешь. Тогда разум всё усложняет, работает самостоятельно, измышляет фантастические терзания и придает им реальность. Такая ревность столь же прекрасна, сколь стеснительна» – иностранный посол «улыбнулся какому-то своему воспоминанию, подтвердившему справедливость этого замечания».