Против неба на земле

Кстати сказать, папа у них считался великим финансистом, знатоком купли-продажи, но даже он не мог заработать достаточно денег, чтобы поставлять прожорливому псу мебель, одежду, обувь в достаточном количестве. Собрался семейный совет, стал решать: что делать?

Даниэла сказала:

– Тигер растет. Ему требуется много пищи.

Сарра сказала:

– В тапочках, наверно, есть витамины. И в шапке с козырьком.

Ами предложил:

– Пусть съест всё в этом доме. Тогда успокоится.

Папа подумал:

– Подарим его кому-нибудь. На день рождения.

Мама согласилась, уловив папины желания:

– Подарите, подарите… Вместе со мной.

И все пропели хором:

– У мамы был грызливый пес, ио-ио-о…

Пришел Шпильман, поинтересовался:

– Есть у собаки право голоса? Спросим Тигера, – что он скажет?

Стали его искать, а Тигер лежал на кухонном полу, думал о человеческой несправедливости и догрызал между делом папин бумажник с документами, деньгами, чековой книжкой, кредитными карточками и фотографиями детей. Чтобы не замышлял непотребное: «Подарим кому-нибудь…» Ибо «кто-нибудь» и «где-нибудь» могут оказаться не такими покладистыми, как эта семья.

Приручили – отвечайте. Одомашнили – кормите. И малая ласка годится псу-переростку.

Пришли всей семьей на кухню, а он вскричал горестно:

– Тень мою! Тень хотя бы не топчите!..

Уполз под стол, сказал оттуда сиплым от обиды голосом:

– Нам тоже не всё в людях нравится. Некоторые собаки, между прочим, с трудом терпят человечество, однако не настолько злообразны, чтобы дарить своих хозяев кому попало.

– Поясни, – попросили они, и Тигер разъяснил в популярной форме:

– Вы думаете, плохо пахнет только под мышками? А над, а вокруг, а с расстояния?.. Я знал карликового пуделя, который упал в обморок, когда хозяйка дыхнула на него запахом недоваренных скорпионов, непрожаренных мокриц, давленых земляных червей. Я видел болонку, на которую свалился хозяйский носок, – ей делали искусственное дыхание, и теперь у нее омерзение второй степени. Я тоже многое у людей не принимаю. Ненавижу, когда выходят из дома в шлепанцах, которые хлопают по морщинистым пяткам, – фуя, ихса, кошмар! И когда шагают по городу в байковых халатах или в платьях из материала, годного лишь на обивку, – тоже ненавижу. Для кого тогда рассылают журналы: «Sweet pink… soft white… nude skin…»?

Охнули:

– Он и языкам обучен!..

Продолжил, переждав охи с ахами:

– Терпеть не могу, когда женщины обтягивают части тела, которые и без того выпирают, – хочется завыть с тоски. Или когда царь природы – пузо вывалено наружу, пупок оброс волосами – почесывает посреди улицы причинные свои места: так и тянет их откусить. Ненавижу, когда облизывают ложку и суют затем в общий салат, – ненавижу до тошноты. Или оставляют на щетке космы начесанных волос: у меня от этого почесушки по телу, жар, сыпь, озноб! А ваши голоса, ох уж эти вопли, писки, взвизги! – от них ссоры, скандалы, цветы вянут на корню, щенки дохнут в утробе. Особенно отвратительно, когда говорят: «Мы знаем, что для собаки надо. И как надо», – жить после этого не хочется. Но мы терпим, терпите и вы.

Пригорюнился. Впал в печаль. Углядел малое существо на полу:

– Муха. Как просто ее прихлопнуть! Кто, кто из вас заплачет по мухе? По комару, жучку, муравьишке?.. С каких размеров убиенного проявится ваше сострадание? С ящерки, хомячка, ежа с кроликом? Так и до нас доберетесь…

Всхлипнул. Глаза прикрыл лапами. Себя пожалел:

– Стало нам известно, что в отдаленных временах проживал учитель математики Шпиц, крохотный чародей, который не допустил бы подобного надругательства.

– Чем тебе плохо у нас? Чем?!..

– Они еще спрашивают!

Бессонные ночи. Горестные воздыхания. Молчаливые укоризны.

Только моль не знает страданий…

Была тишина. Все молчали…

…и Тигер молчал тоже. Наконец справился с волнением и сказал:

– Я вас внимательно слушаю.

Возопили:

– Это мы! Мы слушаем!..

Помучил их долгой паузой, затем продолжил:

– Хотите отдать – отдавайте. Я с этим уже смирился. С бездушием сынов человеческих. Не замечающих страданий тех, кто путается у них под ногами, друзей своих безответных, у которых миска пуста, подстилка тонка, которым негде голову приклонить, лапы вытянуть, хвост откинуть в покое. Ого-го, ого-го, что кому до того…

– Да ты что! – вскричали хором. – Никому Тигера не отдадим! Наоборот, скоро поедем к морю, все вместе! Купим тебе новую подстилку! Закажем итальянскую мебель – грызи на здоровье!..

– Не больно и хотелось, – сказал сурово. – И пожалуйста без подробностей: чем больше подробностей, тем меньше доверия.

– Да мы… Да прямо сейчас! Посреди ночи! В мебельный магазин!..

– Магазины ночью не работают, пора бы уж знать.

Переглянулись – и правда, не работают.

– Как он умен… – перешепнулись в восторге. – Собака, а соображает!

Но Тигер услышал:

– Вот, вот оно! – ваше высокомерие. Будто мы амебы. Евглены зеленые. Инфузории-туфельки… Кто поинтересуется амебой для облегчения ее скорбей? Кто взглянет с пониманием на малых мира сего и произнесет с сочувствием: «Отчего ты скучный, друг мой неразлучный?..»

– Я! – наперебой. – Я! И я тоже!..

Покачал головой с сомнением: