Кашелев вызвал повесткой в прокуратуру Валентину Сергеевну Велемирову. На это же время была вызвана машина с конвоем.
Велемирова зашла в кабинет следователя румяная с мороза, в добротном драповом пальто с меховым воротником, в оренбургском платке и хромовых полусапожках.
Глядя на ее сытое, самодовольное лицо, Кашелев подумал: «Неужели у нее нет никаких человеческих чувств? Как можно после такого страшного злодеяния уверенно ходить по земле, спокойно спать, есть?»
Следователь предложил Велемировой раздеться и сесть. Она прочно устроилась на стуле.
— Валентина Сергеевна, — спокойно сказал Кашелев, — а ведь вы говорили мне неправду.
Велемирова усмехнулась. Но сквозь эту усмешку следователь сумел рассмотреть тревогу.
— Вот уж в чем не грешна, сроду не говорила неправды, — возразила с обидой Валентина Сергеевна.
— Не было между вами и снохой мира, — невозмутимо продолжал следователь. — Какой там мир! Вы ее ненавидели.
— Еще чего! — возмутилась Велемирова. — Кто вам сказал такую чепуху? Может, Мара и ненавидела меня, но я… Да если бы я не любила ее, стала бы такие поминки устраивать? Никаких денег не пожалела. Сколько народу помянуло Мару!
— Верно, — кивнул Кашелев, — поминки вы закатили на славу. А когда Маргарита с Жорой недоедали, вы почему-то не думали о них.
— Брехня! — взвилась Валентина Сергеевна. — Я всегда предлагала им деньги и…
— И пирожки, — как бы невзначай подсказал следователь.
Велемирова осеклась и вперила в Кашелева злобный взгляд.
— При чем тут какие-то пирожки? — наконец выдавила она из себя.
— Вот и я хочу спросить вас об этом же, — сказал следователь. — С какой целью вы потчевали сноху пирожками со стеклом?
— Ну знаете! Вы еще тут такого насочиняете!
— Зачем же сочинять. — Кашелев открыл дело. — Прошу, ознакомьтесь с показаниями вашего сына. Это же показала и соседка Анна Макаровна Блидер.
— Ничего я читать не буду! — отмахнулась Валентина Сергеевна решительно. — Это же надо! Так оболгать родную мать! И главное, за что? За то, что я ему всю жизнь отдала, носилась с ним как с писаной торбой! Вот она, черная неблагодарность!..
Велемирова еще долго патетически говорила о несправедливости, сыновнем долге и тому подобном. Следователь терпеливо ждал. Когда фонтан красноречия Велемировой иссяк, он спросил:
— Но был такой случай или нет?
— Не клала я в пирожки стекло! — решительно заявила Валентина Сергеевна. — Если оно и попало в начинку, то случайно. Муж мой держал на кухне банку с толченым стеклом.
— Зачем?
— А шут его знает! Он часто что-нибудь мастерит. Ну использовал для своих надобностей. Может, я нечаянно перепутала банки.
— Допустим, — кивнул Кашелев. — Теперь скажите, для чего вы приглашали в свою квартиру Мишину?
— Какую такую Мишину? — снова вздыбилась Велемирова.
— Марию Семеновну.
— Не знаю такую, — сказала Велемирова.
— Зато она хорошо знает вас, — сказал Кашелев. — И отлично помнит, когда была у вас и зачем. Интересно, сколько она взяла с вас, чтобы наслать на Маргариту порчу? — Следователь намеренно употреблял слова самой ворожеи.
— И вы верите ей? — покачала головой Валентина Сергеевна. — Старуха выжила из ума.
— Что она была у вас с определенной целью, верю. И что вы потом еще были у нее — тоже. А вот в ее якобы магические возможности я не верю. А вы? И честно говоря, удивляюсь. — Кашелев перелистал дело. — Вот, почитайте, что сказала Мишина.
— Что вы там заставили ее говорить, я не знаю и знать не хочу, — заявила Велемирова. — Сейчас вспомнила, что Мишина действительно была у нас. Заходила один раз. Но не ко мне, а к соседке Куреневой. Насчет Мары — брехня! Так и запомните: брехня!
— Ладно, — пожал плечами следователь, — вернемся ко второму декабря. Постарайтесь припомнить, что вы делали утром?
— А то вы не знаете, — буркнула Валентина Сергеевна. — Уж раз пять, кажется, говорила.
— Пожалуйста, расскажите еще раз. Подробнее.
— Ну встала. Пошла в магазин. Вернулась. Занялась делами по дому. Потом снова ушла в магазин, — отбарабанила Велемирова.
— За город не ездили? — спросил Кашелев.
— За город? — изобразила крайнее удивление Велемирова. — А чего я там не видела, за городом?
По красным пятнам, покрывшим ее лицо, Лев Александрович понял, что она близка к панике. Потому что Кашелев подступал к самому главному, тому, что, как она считала, никому не было известно. Уж для следствия — во всяком случае.
— Наверное, было у вас там какое-то дело, — сказал Кашелев. — Так скажите, у кого вы были в Ховрине Химкинского района второго декабря в девять часов утра?
Краска сошла с лица Велемировой. Щеки и лоб побледнели.
— Не была я там, — осевшим голосом сказала она. — Не была.
— А вот муж небезызвестной вам Веры Лаврентьевны Рыбиной утверждает обратное. Можете ознакомиться с его показаниями.
Велемирова сцепила руки на животе, так что побелели костяшки пальцев.
— «Второго декабря, около девяти часов утра к нам приехала из Москвы гражданка Велемирова, — стал читать из дела Кашелев. — Вскоре они обе, моя жена и Валентина Сергеевна, ушли. Из их разговора я понял, что они отправились в Москву, домой к Велемировой». Что вы на это скажете?