Проступок аббата Муре. Страница любви

Дамы поднялись и ушли. Гостиная снова погрузилась в жаркую истому. Веяло пряным благоуханием гиацинтов, стоявших на камине. Слышно было, как в саду звонко ссорились воробьи, слетавшиеся на лужайку. Прежде чем вернуться на свое место, госпожа Деберль задернула на окне – оно приходилось против нее – штору из вышитого тюля, смягчив этим блеск позолоты в гостиной. Затем она снова уселась.

– Простите, – сказала она. – Меня осаждают.

И госпожа Деберль, все такая же любезная, заговорила с Элен более серьезно. Очевидно, она по толкам жильцов и прислуги принадлежавшего ей соседнего дома частично знала историю жизни Элен. Со смелостью, полной такта и, казалось, проникнутой дружеским чувством, она коснулась смерти ее мужа, ужасной смерти, постигшей его в гостинице, в отеле Дювар, на улице Ришелье.

– Вы ведь только что приехали, не так ли? Никогда раньше не бывали в Париже?.. Как это, должно быть, тяжко – такая утрата среди чужих людей, тотчас после долгой дороги, когда еще даже не знаешь, куда пойти!..

Элен медленно кивала головой. Да, она пережила страшные часы. Роковое заболевание обнаружилось на другой день после приезда, когда они собирались пойти в город. Элен не знала ни одной улицы, не знала даже, в какой части города она находится; неделю она неотступно просидела возле умирающего, слыша, как Париж грохочет под ее окнами, чувствуя себя одинокой, брошенной, затерянной, словно в глубине пустыни. Когда она впервые снова вышла на улицу, она была вдовой. Ее до сих пор охватывала дрожь при мысли об этой большой неуютной комнате со множеством пузырьков от лекарств и неразложенными чемоданами.

– Ваш муж был почти вдвое старше вас, как мне говорили, – осведомилась госпожа Деберль с видом глубокого участия, тогда как мадемуазель Орели вытягивала шею, чтобы не пропустить ни слова.

– О нет, – ответила Элен, – он был старше меня всего лет на шесть.

И в кратких словах она рассказала о своем браке, о той страстной любви, которую почувствовал к ней ее будущий муж, когда Элен жила со своим отцом, шляпником Муре, на улице Птит-Мари в Марселе; об упорном противодействии семьи Гранжан, богатых сахарозаводчиков, возмущенных бедностью девушки; о грустной, полутайной свадьбе после вручения официальных извещений родителям; о стесненных обстоятельствах, в которых они жили с мужем до смерти дяди, завещавшего им около десяти тысяч франков годового дохода. Тогда-то Гранжан, возненавидевший Марсель, и решил, что они переедут в Париж.

– Скольких лет вы вышли замуж? – спросила госпожа Деберль.

– Семнадцати.

– Как вы, верно, были хороши!

Разговор прервался. Элен, казалось, не расслышала этих слов.

– Госпожа Мангелен, – доложил лакей.

Появилась молодая женщина, скромная и застенчивая. Госпожа Деберль едва приподнялась с канапе. То была одна из ее протеже, пришедшая поблагодарить за какое-то одолжение. Она оставалась всего несколько минут и, сделав реверанс, ушла. Госпожа Деберль возобновила прерванную беседу. Она заговорила об аббате Жув – обе знали его. То был скромный викарий приходской церкви Нотр-Дам-де-Грас в Пасси, но его добрые дела сделали его самым любимым и уважаемым священником во всем квартале.

– О, такая проникновенность! – прошептала с благочестивым видом госпожа Деберль.

– Он был очень добр к нам, – сказала Элен. – Мой муж познакомился с ним еще в Марселе. Как только он узнал о моем горе, он все взял на себя. Это он устроил нас в Пасси.

– У него, кажется, есть брат? – спросила Жюльетта.

– Да, его мать вторично вышла замуж… Господин Рамбо тоже знал моего мужа… Он открыл на улице Рамбюто большой магазин масел и южных продуктов и, кажется, много зарабатывает. Аббат и господин Рамбо – вот и весь мой двор, – весело добавила она.

Жанна, сидевшая на краешке стула, скучала и с нетерпением смотрела на мать. Ее тонкое личико приняло страдальческое выражение, как будто она сожалела обо всем, что тут говорилось; порою казалось, что она впитывает в себя пряные, крепкие ароматы гостиной, бросая искоса недоверчивые взгляды на мебель, словно изощренная чувствительность предупреждала ее о смутно грозящих опасностях. Затем ее взор с тираническим обожанием вновь обращался к матери.

Госпожа Деберль заметила, что девочке не по себе.

– Маленькая барышня скучает оттого, что ей приходится быть рассудительной, как взрослые, – сказала она. – Возьмите-ка книжку с картинками на том столике.

Жанна встала, взяла альбом, но поверх книги взор ее умоляюще устремлялся на мать. Элен, очарованная вниманием, которым ее окружили, не двигалась; она была спокойного нрава и охотно оставалась часами на одном месте. Однако после того, как лакей раз за разом доложил о приходе трех дам – госпожи Бертье, госпожи де Гиро и госпожи Левассер, – она сочла нужным встать.

– Останьтесь же, я должна показать вам моего сына! – воскликнула госпожа Деберль.