– Либо да, либо нет, – ответил Амос. То, в горле, стало чуть больше. Сжало чуть сильнее. Он не понял, с чего бы это.
– Жаль, что я так мало могу сделать, – сказала она.
– Наоми что-нибудь придумает. Будем знать, что делать, – сделаем.
Она закончила последний ноготь и перебросила ему ножик. Амос поймал его на лету, сложил и убрал под подушку – там он и хранился. Персик вытащила еще пару своих таблеток, проглотила всухую и откинулась на койке. Между ее койкой и верхней не хватило бы места для приличного размаха, но он знал, каково будет садануть ее по ребрам. Или по голове. Ударом прижать к койке, чтобы не смогла уклониться от следующего. Он не собирался ее бить, но думать – думалось.
– Поспишь? – спросил он.
– Немножко.
– Потом попробуй что-нибудь съесть.
– Не очень-то в меня лезет.
– Потому и говорю: попробуй, – объяснил он. – В худшем случае размажешь по щекам, как маленькая. Хоть кожей впитаешь.
Она захихикала.
– Уговорил, верзила. Но сперва посплю.
– Сгоняю насчет поесть, – предупредил он. – Понадобится что – зови.
– Спасибо, – ответила Персик.
Он отправился в камбуз, задевая плечами провода и трубы по обеим сторонам. В камбузе кто-то из людей Сабы пил кофе из чашки. Симпатичный парень, всегда хорошо выглядел. То, что засело в горле, чуть сдвинулось, и Амос ощутил, как выплескивает кофе в лицо красавчику. Край чашки рассадит ему верхнюю губу. Кофе обожжет обе. Он ощутил, каково будет заломить его назад, так, чтобы прижатые к столу колени не позволили вывернуться, и давить, пока не хрустнет хребет. А потом остальных. Дружков этого парня. Он представил, как будет убивать и их.
Дружелюбно улыбнувшись, Амос кивнул. Парень кивнул в ответ. Амос взял миску овсянки с медовой отдушкой. И сел в сторонке поесть. Парень Сабы допил и вышел. Когда он повернулся спиной, Амос ощутил, как носком ступни бьет его под колено, заваливает носом в пол и как удобно будет тогда поймать его в удушающий захват. Вздохнув, Амос зачерпнул еще ложку каши. «Роси» готовил вкуснее, по все же теплая еда. От нее горло немного отпускало.
– Эй, здоровяк, – позвала от дверей Бабец.
Она вошла и села напротив. Челюсти сжаты, взгляд прямой и жесткий. Она смотрела на него в упор – корчила из себя Холдена.
– Минутка найдется?
Амос уронил ложку в полупустую миску и, отшвырнув, направился к выходу.
Пост контроля жизнеобеспечения располагался за семь дверей от камбуза. Саба приспособил его под продуктовую кладовую, но они почти все подъели, так что кладовка опустела. Толстые стены в каморке проложены изоляционной пеной. Той, что намертво гасит звук. Объявись здесь лаконцы, получилась бы смертельная ловушка. Он плечом толкнул дверь. Шаги Бабца звучали за спиной – твердо, быстро и уверенно. Будто учительница спешит устроить школьнику выволочку.
В помещении было темно, но Амос нашел выключатель. Слишком яркие промышленные лампы осветили пол-ящика текстурированных протеинов и несколько туб с зерном и дрожжами. Стены из стальных пластин, только в одном углу карбосиликатная заплата. В том углу, где потолок сходился с левой стеной, тянулась труба. Чтобы добраться до управления средой, пришлось бы взломать ниши за укрепленными дверями часа два поработать ломом и горелкой. Все пространство метра три на четыре, и еще пара в высоту. Не слишком, но сойдет. Лучше места Амос не знал.
Бабец вошла следом и закрыла дверь. На носу у нее, рядом с ноздрями, обозначились два полумесяца – бесится, решил Амос. То, что засело в горле, пульсировало, как нарыв. На секунду ему показалось – сейчас лопнет.
Бабец скрестила руки, загородив дверь.
– Слушай, Амос. Я понимаю, что ты на меня зол. И, видит бог, я тоже на тебя порядком зла. Но мы – команда. Мы друзья и сумеем разобраться, что бы там ни было. Вот я здесь, да? Так что, из-за чего бы…
– С каких пор ты научилась распускать сопли, Бабец? – процедил он. Кисти рук звенели от избытка энергии. Заземлить бы… – Неужто и впрямь собралась обсуждать свои чувства?
Ее лицо лишилось выражения, взгляд стал пустым. Бабец расплела руки. Перенесла вес в бедра. Спружинила колени. Он думал, придется нахамить еще раз-другой, но хватило и этого.
Она шевельнула плечами, развернулась от бедра, отвела правую руку. Несколько лет назад Амос бы, пожалуй, сумел пропустить удар и войти в клинч. Впрочем, несколько лет назад и она двигалась быстрее. Так или иначе, он только и успел отвернуть лицо и отклониться на пару сантиметров, прежде чем кулак ударил его в скулу. А промедли он хоть немного, расплющил бы нос. Следующий удар последовал без промедления, он отвернулся, подставил плечо. Боль была внезапной, обширной и знакомой, как давняя песня. То, что сидело в горле, надулось воздушным шаром больше прежнего.