— Перестань! — передернула Лена плечом. — Не видишь — он серьезно.
— А-а… понятно… Оба вы, смотрю, того… Ну пока! — Он встал и отошел к другой компании.
— Вот псих! — прыснула Лена.
— Да нет, — возразил Ваганов, — он, наверно, неплохой человек, только невыдержанный.
— Много ты знаешь! Ох уж эти первокурсники… Ладно, рассказывай лучше про время.
Но Ваганов больше ничего рассказывать не стал. Хмель у него прошел, вместе с ним и жажда к откровению. Он засобирался вскоре домой, но Лена, взяв его за руку, вдруг спросила:
— Ведь ты в Кузьминках живешь, Митя?
— В Кузьминках, — ответил Ваганов.
— И я там, я тебя видела. Давай вместе поедем?
— Поедем, — подумав, ответил Ваганов. — Мне все равно…
В дороге, стоя рядом в электричке у двери, они говорили мало. Иногда взглядывали друг на друга, но, как только глаза их встречались, Ваганов отворачивался. Но один раз, прежде чем он отвернулся, Лена успела улыбнуться ему, и тогда он тоже улыбнулся, в душе ругая и ненавидя себя. Лена обрадовалась его улыбке и о чем-то спросила, он ответил. Она спросила еще, и он вновь ответил, теперь уже согласившись сам с собой, что это не так трудно. Спрашивая, Лена как будто все время удивлялась, но, когда Ваганов между прочим сказал, что живет не в доме у хозяйки, а на чердаке, глаза Лены действительно расширились, как у ребенка.
— На чердаке-е? — переспросила изумленно она.
— Да что в этом особенного?
— А не страшно там? Нет? И романтично, наверно?
— Бинокль у меня есть, — сказал Ваганов. — Вот я и рассматриваю по вечерам пространство. Мне там не очень романтично, я читаю серьезные вещи.
— Возьми меня с собой, а? Покажи, пожалуйста, чердак.
— Нельзя. Вдруг хозяйка увидит?
— Ну и что, что увидит? Разве к тебе нельзя в гости приходить?
Ваганов подумал и ответил, что, конечно, можно, но уже поздно.
— Ну Митя! Пожалуйста! Митя!
— Какая ты! Как будто мы двести лет знакомы. Между прочим, это неприлично — так напрашиваться.
— Ну, Митя… возьми… Я на чердаке ни разу в жизни не была.
— Ведь врешь?
— Нет, правда, правда!
— Снова врешь.
— Нет, не вру. Никогда не бывала. Правда!..
Идти на чердак надо было через кладовку, так что в сенцах они пробирались осторожно, чтобы не услышала хозяйка. Но она расслышала шум и крикнула через дверь:
— Дмитрий, а Дмитрий! Ты, что ли?
— Я, я, тетя Маруся! — ответил Ваганов, а сам показал Лене глазами: давай быстрей в кладовку, тихо только!
— Чего это ты поздно сегодня, а Дмитрий? — продолжала хозяйка. — Непохоже на тебя.
— Я у друзей в общежитии был.
— Ну ладно, спокойной ночи! Дверь я сама запру.
— Хорошо. Спокойной ночи, тетя Маруся!..
Вскоре хозяйка, выйдя в сенцы, заперла дверь, вошла в комнату и легла, видимо, спать. Все стихло в доме.
Тогда Ваганов включил на чердаке свет, и Лена ахнула — так поразил ее вид Митиного жилья. Чердак был маленький, уютный, дощатые стены его почернели от времени, но не в этом было очарование жилья. Странное чувство охватывало душу — чувство чего-то важного, нужного и большого, что можно совершить здесь, пока живешь. Сразу было понятно, что одному здесь нисколько не скучно, а наоборот — хорошо и приятно, столько здесь книг… а вот на гвоздике висит бинокль, о котором говорил Митя… а здесь со стены смотрит на тебя большое доброе лицо какого-то очень знакомого человека…
— Кто это? — прошептала Лена.
— Это? — улыбнулся Ваганов и тоже шепотом ответил: — Это Фридрих Энгельс.
— Ой, правда!.. — И тихо рассмеялась.
— Хочешь, будем смотреть пространство?
— Давай.
Ваганов подошел к какой-то дверце и, щелкнув крючком, открыл ее.
— Выключи свет, — попросил он. — Вон там.
Она выключила, и сразу через окошечко заструился к ним лунный свет.
— Вот здорово! — сказала она. — Красиво…
— Иди сюда. — Он подал ей бинокль. — Давай смотри.
Лена взяла бинокль и наставила его в окошечко, но поначалу, не умея, ничего не увидела.
— Ну, видишь чего?
— Ага… Какие-то памятники… плиты… ой, крест видно!
— Да ты выше бери, на луну. А то уставилась на кладбище. Здесь кладбище Кузьминское, не знаешь, что ли?
— Знаю, Митя… Тихо. Ага… луну вижу… звезды…
— Ну вот.
— Только ничего не увеличивается. Все такое же.
— Еще бы! Биноклем луну не увеличишь.
— Тогда чего смотреть-то? А Митя?
— Чего… Да что с тобой разговаривать, давай сюда бинокль! Тоже мне — нечего смотреть…
Ваганов не на шутку обиделся, забрал у Лены бинокль и начал сам рассматривать ночное пространство.
Лена включила свет и, перелистывая какую-то тетрадь, вдруг спросила у Ваганова:
— Митя, а это что такое?
— Что? — обернулся Ваганов и побледнел: — Отдай сюда тетрадь!
Лена сразу же спрятала ее за спину.
— Не отдам. Скажи, что это такое?
— Отдай сейчас же!
— Не отдам!
— А я говорю — отдай!
— Не отдам! Это дневник, да, Митя?
— Нет, не дневник! Не твое дело, отдай. Ну не дури, отдай, пожалуйста, — взмолился он.
— Честное слово, не отдам, пока не скажешь. Честное слово!
— Да отдай же!
— Скажи, тогда отдам.
— Ну… как тебе сказать, — замялся Ваганов. — Ну… это… мои научные записи, что ли…
— Ой! Дай почитать!
— Лена, ты же сказала, что отдашь!
— Не отдам, пока не дашь почитать!
— Но ты же сказала…