Простой советский спасатель

Что-то царапнуло сознание, но я не стал ловить мысль. Солнце море, молодость и вкусное мороженое лучше, чем копание в прошлом. Давно пора поставить точку и начать жить заново. Начать заново. Леха, здесь и сейчас. «Здравая мысль, обязательно подумаю глубже», — решил я, договариваясь сам с собой в очередной раз, и откусил еще кусочек.

Среди прочих моментов истории отец глубоко интересовался и вождем народов Сталиным. Собирал по крупицам рассказы очевидцев, обрывки каких-то полумифических рассказов о личных встречах. Пытался из анекдотов извлекать истину, чтобы узнать, есть в них правда или все выдумка. На пустом месте ведь ничего не появляется.

Летом за мороженым обычно бегал я. Мама выдавала мне целлофановый пакет (теперь и не помню, откуда он у нас взялся, яркий, красочной, с рекламой знаменитого Мальборо), отец давал денег, и я мчался в парк к киоску с мороженым. Покупал сразу десять штук и бежал обратно.

За кухонным столом, покрытым скатертью, сшитой мамиными руками, мы сразу съедали по порции, остальное укладывали в морозилку. Пакет мама забирала, стирала и вывешивала на балкон сушиться. Каждый раз отец вспоминал одну и ту же историю о товарище Микояне и его визите в капиталистическую Америку. Рассказчиком он был умелым, одна история — целое представление. И мне никогда не надоедало слушать его по нескольку раз.

— Жека, а ты знаешь, почему у нас дома холодильники появились намного позже, чем во всем мире?

— Неа, — жмурясь от удовольствия, протяну напарник.

— А потому, дорогой ты друг мой Женька, что товарищ Сталин Иосиф Виссарионович. Выслушав доклад своего наркома про житье-бытье в далекой Америке, объяснил товарищу наркому Микояну Анастасу Ивановичу, что советские граждане привыкли летом пользоваться ледниками и погребами, а зима у нас в стране доо-о-олгая. Вот поэтому, Жека, в пятидесятых мы и приобщились к тому чудо техники. А все могло бы быть по-другому.

Женька покосился на меня, закинул в рот последний кусочек мороженого, отпил глоток и протянул мне бутылку. Так, попивая «Байкал», мы сидели на стульях, задрав ноги на ограждение, и наблюдали сверху за свои участком пляжа. Время от времени я поглядывал в бинокль, надеясь обнаружить плешивого или паренька, но никого не заметил.

Внизу бурлила жизнь. Отдыхающие фотографировались с живой обезьянкой у пальмы, вырезанной из фанеры. Дети верещали от восторга, гладили её и пытались накормить. Анфиса не отказывалась, совала в пасть подношения, перебирала волосы на головах пищащей малышни и сдержанно улыбающихся отцов семейства.

Фотограф дядя Федор расставлял большие компании вокруг пальмы, усаживал мартышку на плечо ребенка, вручал поводок и щелкал затвором. Потом выдавал бумажки с адресом фотоателье, и переходил к следующему семейству или отдельно гражданину или гражданке.

На соседнем участке работал дядя Сережа. И у него была самая настоящая лодка! С это лодкой даже у меня сохранилась фотография. В этом кораблике с надписью «Энск`78» мы позировали вместе с двумя двоюродными братьями и сестрой. Как сейчас помню свое недовольное лицо, потому что мама велела сидеть на берегу, пока трусы не высохнут и губы обратно не порозовеют.

А вот и первые коробейники с кукурузой, семечками и громкими призывами: «Горячая кукуруза! Семечки! Кукурузу покупай, соль в подарок получай!» Сладкими вафельными трубочками начали торговать на пляже только в восьмидесятых.

День катился к вечеру, делать было нечего. После истории с пацаненком и обворованным толстопузом никаких особых происшествий не случалось. Один раз отбуксировали несознательную гражданку, которую понесло ветром на матрасе за буйки.

Другой раз приволокли матрас с уснувшим мужичком. Принял на грудь пива, решил охладиться, взял надувной лежак и отправился в море. Как водиться уснул. Жена кинулась искать пропажу, когда не обнаружила благоверного, перевернувшись с живота на спину. Когда мы догнали его на катере, мужик преспокойно спал и долго не мог сообразить, чего мы от него хотим и почему не даем наслаждаться заслуженным отдыхом!

Женька несколько раз сбегал вниз, знакомился с очередными курортницами, всех звал вечером на набережную, обещая концерт, вино кино и домино. В смысле прогулку под луной по шелест волн.

Мне было лениво. Я торчал на вышке, наблюдал за окрестностями и отмечал интересные для себя моменты. Так я и обнаружил что к Дульсинее Тобосской, то бишь к продавщице тете Дусе, время от времени подходят какие-то странные личности. Дуся, сурово поджимая накрашенные красной помадой губы, неторопливо оглядывала местность, доставая в этот момент пирожок, получала деньги, и вместе с товаром что-то передавала этим гражданам-товарищам.

«Крутится тетка, что-то продает. Интересно, что?» — жара плавила мозги и думать совершенно не хотелось. Даже о том, что ждет меня в этом времени и чем закончится это странное приключение. Если я умру там, в далеком две тысячи двадцать втором году, умру ли я здесь?