Простое море

Это плавание у нас вышло самое несчастливое. Мы оставили на берегу двоих: доктора и второго помощника. Доктор, как и следовало ожидать, у нас не прижился. Не его это стихия. А со вторым помощником вышла история. Он чуть не погиб — стукнуло его двухтонной цементной лягушкой по спине. Сломало четыре ребра. Пришлось отправить его в больницу в Масельске.

Я никогда не любил талисманов в каюте, — есть у моряков такая привычка: кто куклу над койкой подвесит, кто плюшевого мишку, кто еще что-нибудь заведет. У одного механика сушеная морская звезда под лампой висела — противно. А я завел себе теперь очень занятный камешек. Нашел его на берегу. При первом взгляде он похож на гористую местность, а когда приглядишься, можно увидеть в нем все что угодно — человеческие лица, зверей, птиц и прочую фауну. Когда-нибудь я тебе его покажу. Могу подарить, если захочешь...

Завтра в семь утра мы выходим в последний рейс. Идем домой. Хорошо! Погода худая, ветер холодный, сильный. Волна будет большая — нам идти открытым морем. А честно говоря, мне в плохую погоду плавать нравится больше, чем в хорошую. Чувствуешь, что ведешь судно, а не просто едешь на нем. Оно все дрожит под тобой, прыгает, мечется из стороны в сторону, взлетает вверх, ухает в пропасти, стонет и рычит, как живое. И вообще, судно — это что-то живое, честное слово. Я всегда так привыкаю к судам, что когда приходится переходить на другое — слеза наворачивается, будто собаку в чужие руки отдаешь... Вот и все, милая Катенька. Больше писать это письмо не буду. Выдеру слишком глупые страницы и пошлю. Только как его отправить, такое большое? Наверное, придется бандеролью. Никогда в жизни не отправлял бандеролей. Вот так, девочка. Дальше оттягивать некуда — придется тебя поцеловать. Не сердишься? Вот и хорошо. Целую тебя еще и еще раз. Будь здорова и счастлива. Напиши.

Твой Николай».

29

Витька Писаренко, лежа на койке, украдкой записывал новые стихи. Он так радовался, что «Градус» возвращается в базу, что не писать по этому поводу стихи было невозможно. Когда на него никто не смотрел, он доставал тетрадку и записывал по строчке. Наконец он закончил стихотворение и стал его перечитывать.

Скорость — самый полный, до предела,
Мы идем домой, домой, домой!
Мимо чайка с криком пролетела
И исчезла в дымке за кормой.
Ты прости-прощай, чужая чайка —
Ждут меня свои в родном краю.
На волне покачиваясь стайкой,
Жадно смотрят в сторону мою.
Я вернусь усталый, но счастливый,
Помашу им радостно рукой.
Наши чайки ждут нас терпеливо.
Мы идем домой, домой, домой!

Васька Ломакин, подкравшись сзади, быстрым движением выхватил у него из рук листок.

— Не смей! — крикнул Витька и кинулся на Ломакина. Но Васька был ловок как черт, и сильнее его на судне были только Абрам да боцман Ваня Хлебов. Васька отшвырнул Витьку без особого усилия и дочитал стихи до конца.

— А что? Хорошая вещь, — сказал Ломакин. — Прочитать вслух?

— Читай, конечно, — сказал Абрам.

— Ну читай, раз хорошая, — согласился Витька.

Ломакин стал посреди кубрика, держась одной рукой за койку, чтобы не упасть при качке, и вслух прочитал стихотворение.

— Здорово, — восхитился Абрам. — Как в книжке! Его, наверное, петь можно.

— А на какой мотив? — спросил Васька.

Абрам закатил глаза и стал что-то бубнить себе под нос. Через некоторое время он воскликнул:

— А вот на этот! Дай-ка стихи...

Васька отдал ему листок, и Абрам запел низким, глуховатым голосом на мотив старого, полузабытого танго:

Скорость — самый полный, до предела,
Мы идем домой, домой, домой...

Васька сел к Абраму на койку и стал подтягивать ему, заглядывая в листок. Потом с другой стороны подсел сам автор, и последние два куплета они допели втроем.

— Какая песня! — сказал Васька. — Теперь у нас своя песня есть.

— Хорошая песня, — согласился Абрам. — Только непонятно, что она наша. Вот если бы в ней про «Градус» хоть слово было...

— Витька, допиши про «Градус», — попросил Ломакин.

Витьку осенило мгновенно.

— В последнем куплете можно четвертую строчку так петь:

«Градус» возвращается домой.

— Блеск! — крикнул Васька, и они хором пропели:

Я вернусь усталый, но счастливый,
Помашу им радостно рукой.
Наши чайки ждут нас терпеливо,
«Градус» возвращается домой!

— Пошли, споем ее на палубе, — предложил Абрам.

— Пошли! — поддержал Васька Ломакин.