Простое море

На острове Бардина не было гавани, и «Градус» в три часа ночи стал на якорь неподалеку от Бардинского маяка. Оставив на якорной вахте второго помощника, капитан и старпом удалились, приказав не будить их до самого завтрака. Владимир Михайлович принес в рубку книжку Бабаевского, расположился на штурманском стуле и стал коротать вахту, изредка отрываясь от чтения и оглядывая море и палубу. Вахтенного рулевого Преполивановского он отослал на мостик, чтобы тот не лез к нему с разговорами. Из-за своей страсти к болтовне Преполивановский теперь мерз на ветру без особой надобности. Когда он все-таки под разными предлогами пытался зайти в рубку, Владимир Михайлович отправлял его на бак — проверить, «куда смотрит якорцепь».

Но второму помощнику не суждено было спокойно провести якорную вахту. В рубку пришел доктор. Владимир Михайлович поднял голову от книги и внимательно посмотрел на доктора.

— Зашел на огонек... — сказал Илларион Кириллович. — Давал своим больным лекарство.

— Они и вправду заболели?

— Нет, ни в одном глазу, что называется. Пусть еще полежат завтра из соображений профилактики и гуманности... Если человек в азарте побудет немного в холодной воде — это на нем обычно не отражается. Вообще говоря, наш организм бесконечно силен. Но проявить эту силу организма умеют пока только йоги. Да и они делают это недостаточно полно... А вы на вахте?

— Как видите.

— И вам нельзя спуститься вниз ни на минутку?

— Можно. Только мне незачем, — сказал Владимир Михайлович, желая дать понять доктору, что он уловил, о чем пойдет разговор. Доктор понял его.

— Не с кем поговорить... — вздохнул доктор. — А у меня бессонница. В шкафчике стоит бутылка. Смотришь на нее, как на собственную смерть, — и занятно и ужасно.

— Не нахожу ничего занятного в собственной смерти, — возразил Владимир Михайлович и зевнул, прикрывая рот рукой.

— Так вы не хотите спуститься вниз ни на минуту?

— Нет, Илларион Кириллович. Не имею такого желания. Пейте сами, если вам необходимо. Мне завтра работать.

— Как было бы хорошо, если бы и мне так: завтра работать... А если я сюда занесу? Очень тягостно одному, поверьте...

— Верю. Но все равно не надо. С меня хватает собственных неприятностей, доктор. Я не хочу держать ответ за чужие вины. Попробуйте зайти к капитану — может быть, он вас поймет? — издевательски улыбнулся второй помощник.

— Он-то поймет, — задумчиво сказал доктор. —Поэтому я и не пойду к нему... Честное слово, я бы к нему зашел. Но я его уважаю и не стану этого делать... Как вы думаете, он меня в конце концов прогонит с судна?

— Конечно. Он же выгнал прошлого старпома за такие шалости.

— Жаль. Я уже привык здесь, хоть и ненавижу свое состояние. Вы знаете, как я рад, когда кто-нибудь заболевает...

— Знаю.

— Откуда?

— Вы тогда становитесь немного похожим на человека.

— Немного?

— Увы. А потом все снова в пропасть валится... Уходить надо вам, Илларион Кириллович... Немедленно уходить — и начинать работать по-настоящему. Вы не тот лекарь, который удовлетворяется случайными поделками. Или я ошибаюсь?

— Раньше не мог... А теперь уже могу, вероятно. Впрочем, и теперь не могу. Ну, я пойду, Владимир Михайлович. Счастливо вам достоять вашу вахту.

— Спокойной ночи.

Доктор запахнул шинель и вышел из рубки. Второй помощник снова принялся читать книгу. В семь часов он сыграл подъем, в половине восьмого объявил завтрак и послал вахтенного разбудить капитана. В восемь часов подняли флаг, и на судне начался рабочий день. Вышла на палубу Настя и вылила за борт помои. Боцман, на ходу ругнув ее, пошел на корму расчехлять мотобот. Артельщик, кряхтя и отфыркиваясь, полез в провизионный трюм за суточной порцией продуктов. Наказанный за что-то боцманом Писаренко понуро поплелся драить места общественного пользования. Васька Ломакин и Абрам Блюменфельд вдвоем пошли к старпому заявить о том, что болеть им нет никакой радости и они хотят работать. Владимир Михайлович взял под мышку книгу и пошел в салон завтракать.

В салоне только что отпивший свой чай старпом объяснялся с Ломакиным. Абрам стоял рядом и молчал.

— Доктор вчера сказал мне, что вы должны лежать, — монотонно говорил старпом. — Поэтому никакой работы вам не будет. Идите и болейте.

— То вчера было, — тянул Ломакин. — А сегодня мы здоровы. У нас даже никакой температуры не было.

— Не было, говоришь... — Старпом задумался. — А ведь бывает бестемпературный грипп, — вспомнил он.

— У нас не бывает, — отказался от странной болезни Ломакин.

— Ладно, — старпом стал сдаваться. — Позовите доктора. Если он разрешит — будете работать.

Обрадованный Васька кинулся к докторской каюте. Вскоре он вернулся с хмурой физиономией.

— Ну, что доктор? — спросил старпом.

— Он какой-то странный, — пробурчал Ломакин. — Не хочет просыпаться.

— А ты хорошо будил?

— За ногу дергал.

— Докторов нельзя за ногу дергать! — назидательно сказал Владимир Михайлович.

Старпом опустил глаза. Лицо его покраснело.

— Добро. Идите работать, — сказал он. — Я у доктора сам спрошу.

Когда матросы вышли, второй помощник сказал с улыбочкой: