Простое море

Ровно в час ночи «Нептун» отходит от причала и медленно движется к выходу из порта, осторожно раздвигая тупым носом плоские овальные льдины. Красный и зеленый огоньки, обозначающие концы входных молов, проплывают вдоль бортов судна. Капитан Каховский резко опускает вниз ручку машинного телеграфа.

Старший помощник капитана Михаил Васильевич Гулин включает щелевую лампу над прокладочным столом и записывает время поворота. Капитан подходит к столу. Набросав несколько строк на листке бумаги, он отдает листок помощнику.

— Отнесите радистке. Пусть передаст Демидову.

В радиорубке тепло и по-домашнему уютно. Пахнет мандаринами, изоляцией, духами. Не убирая руку с ключа, Вера Владимировна оборачивается к старпому, на секунду замешкавшемуся у двери.

— Проходите, Михаил Васильевич. Все равно здесь уже напачкано.

Старпом протягивает ей листок.

— Есть связь? Надо передать Демидову.

— Пока есть. Они уже на камнях. Тише.

Гулин ждет, пока она кончит прием радиограммы.

— Они затопили трюм, — говорит наконец радистка, пишет несколько слов на бланке и протягивает его старпому. — Тут их координаты.

Старпом читает и кривит губы.

— Плохо. Нам туда никак не подойти. Ну, я пошел наверх.

— Как вы думаете, долго они еще продержатся?

— Трудно сказать. Смотря как сели. В конце концов «Аэгну» разобьет. Это вопрос времени.

— Как это ужасно, — вздрагивает Вера Владимировна. — Такое в двадцатом веке!

— Добавьте: во второй половине. Но двадцатый век, голубушка, наступил еще далеко не везде и не для всех, — криво усмехается старпом. — Ну, мне пора.

Он надвигает шапку и выходит из радиорубки.

19

Демидов почувствовал первый толчок ровно в полночь. «Аэгна» налетела кормой на камень. Ее подбросило, протащило днищем по грунту и стало бить бортом. Все произошло в одно мгновение. Демидов медленно перевел ручку телеграфа на «стоп». Теперь, когда потеряны оба якоря и судно сидит на камнях, машина уже не нужна.

— Осмотреть трюм! — кричит он беспорядочно движущимся огонькам на палубе. Огоньки — это фонари в руках матросов. Они собираются к середине судна. Демидов жадно ловит звуки, стараясь по ним определить, что происходит впереди. Он слышит грохот уключин, злые окрики боцмана, тяжелую божбу матросов. Он слышит зловещий скрип досок обшивки, стоны и бормотание радиста, сломленного морем. Только рев ветра проходит мимо его сознания. Демидов не слышит ветра. «Аэгна» стучит днищем о камни каждый раз, когда ее подбрасывает волна. Демидов уже вошел в ритм ударов, и перед толчком все его тело напрягается, как бы готовясь к прыжку, а сердце останавливается, будто ждет удара о камень, после которого оно или разорвется, или снова начнет лихорадочно биться. После удара Демидов расслабляет мускулы и несколько секунд, которые отпускает ему неумолимый ритм моря, смотрит во тьму невидящими и осыпаемыми водяной пылью глазами. В эти секунды он рычит зверем от обиды за бессилие человека перед слепой силой стихии. Пятнадцать человек, работая без минуты отдыха, могут только ненадолго отсрочить гибель судна и свою гибель. Здесь невозможно даже спастись на шлюпках. Их немедленно расколотит о камни вместе с людьми. Единственный шанс на спасение — спасение судна. Впрочем, это старый закон моря...

На мостик забирается боцман.

— Капитан, на тридцатом шпангоуте лопнула обшивка, — кричит боцман. — Мы ее кое-как подкрепили и заткнули щели ветошью. Еще такой удар — и все полетит к чертям!

«И так уже полетело все к чертям», — думает Демидов.

— Как там спасатель? Все еще чешется?

— Вышел! — кричит Демидов в ухо боцману. — Только это — обезьянский труд. Ему не подойти. Он здесь сядет!

— Капитан! — кричит боцман. — Затопи трюм!

Еще удар потрясает судно. Капитан и боцман хватаются за поручни.

— Затопи трюм! — повторяет боцман. — Сядем на камни, и нас не будет так колотить!

— Уже думал! — кричит Демидов. — А если тут яма? Утонем сразу!

— Сразу — лучше! — кричит боцман и долго в полный голос ругает ветер, его бабушку, мать и шестнадцать колен потомства.

— Зови механика! — кричит Демидов, напрягаясь при очередном ударе. — Но если утопим людей... — Он подносит кулак к носу боцмана.

— Все равно нехорошо! — орет боцман и скатывается с мостика.

Не оборачиваясь, Демидов чувствует, что сзади подошел механик.

— Будем притапливаться, — говорит Демидов. — Сейчас я уберу людей из трюма, а ты открывай кингстоны на оба борта.

— Ты в уме, капитан? — громко интересуется механик. Ветер срывает с него фуражку и уносит в темноту. Механик хватается за голову. — Хорошая была фуражка, — говорит он.

— Не будешь форсить в следующий раз. Шапку надо надевать в такую погоду. Открывай кингстоны. Сядем на камни и переждем ветер. А там нас снимет Каховский.

— Думаешь, поможет? А ты все взвесил?

У механика — высшее образование.

— Какое твое собачье дело, о чем я думаю! — орет Демидов. — Открывай кингстоны!

Слышно, как трещит обшивка. Или это только кажется? Разве услышишь что при таком ветре?