Просто работа

— Да. Но если ты продолжишь использовать ману, Конфа пожрет тебя.

Настоящие владыки Города ушли. Я же обвисла на тряпках, с трудом вдыхая прелый воздух. В Городе всегда пахнет чем-то лесным: листвой, цветочной пыльцой или гнилью переспевших фруктов. Но я знаю — пока ощущаю эти запахи, я здесь не чужая. Как только местные тоже решат от меня избавиться, в лицо ударит стерильной химией операционной. И тогда я умру.

* * *

В пути меня сильно растрясло. Не думаю, что это сделали специально, просто местные деревенские дороги в лесах проложены поверх старых звериных троп. Поэтому пересчитаешь копчиком все корни, камни и ямы. И брошенная на дощатый пол тряпка не сильно поможет.

На хуторе выбраться сама не могла. Возница выдернул полудохлую тушку из темной дыры, поставил на ноги и отошел в сторону. Я прохрипела «спасибо» и завалилась на землю. Лежала на боку и с трудом пыталась разглядеть окружающий мир. Похоже, телеги разгружали в сарае. Огромном таком, с кипами сена под потолком, стойлами для лошадей внизу и утоптанным полом, на котором была готова заснуть. Раны на спине явно открылись, потому что повязки уже не держали кровь и сбоку снова стало мокро и горячо.

— Зачем она здесь?

— Его милость выполнил последнюю просьбу. Чужачка хотела к нам в гости.

— Нам только спятивших бродяг не хватает. Мало им в городе гадить, сюда приперлись…

Наверное, это кто-то из старших на хуторе. Высокий кряжистый дядька лет сорока пяти. Белая чистая рубаха с вышивкой по воротнику. Широкие серые штаны. Кожаные полусапожки. Черная борода, заплетенная в косички по бокам. И немигающий взгляд, каким обычно на тебя монстры пялятся.

— Эй, ты… — Осторожно ткнув меня носком в живот, мужик присел на корточки и принюхался. — Я тебя не знаю. Наш род тебя не приглашал. Ты лишняя здесь.

— Милостью, Матерь, Твоею живу…

— Что ты там бормочешь?

Перед глазами плыло, но в голове промелькнули строчки песни, которую слышала давным-давно…

— Только твоей, только твоей…

Выпрямившись, бородач резко свистнул. Издали послышались шаги.

— И от тебя никуда не уйду… Будь же опорой моей… (Семья Балжик, «Милостью»)

На ноги поставили больно, абсолютно не беспокоясь о самочувствии незваной гостьи.

— В последний раз спрашиваю, что тебе нужно?

— Прошу кров и защиту по праву слабого.

Один из лесных законов. Если безоружный смог добраться до твоего порога и просит о милости, ты должен дать ему место у огня, воды и корку хлеба. Потому что люди в местных краях выживают вместе. Поодиночке подыхают только бродяги.

— Ты — чужая. Наше слово и дело не для тебя писаны и сказаны.

— Разве я виновата, что родилась далеко отсюда? Разве виновна в том, что женщина и обречена на вечные скитания?

— Ты убивала нас! — заревел дядька, вцепившись в драную куртку и тряся, словно тряпичную куклу. — Ты — настоящий монстр, идущий по следу без устали! Разящий без жалости! Пожирающий нашу плоть! И ты еще просишь о милости⁈

Отшвырнув меня в сторону, здоровяк утробно зарычал. Я услышала звук, которым ночью вожак стаи собирает чудовищ для общей атаки. Да, прав был старый егерь. На хуторе явно обосновались оборотни.

Упав, сильно ударилась о закрытые дверцы стойла спиной. Хотя, я была уже почти как деревянная, боль не ощущала. Медленно выскреблась из лямок рюкзака, попыталась встать. Сразу не получилось. Только с пятой попытки я угнездилась на карачках, потом зацепилась за доски и поползла вверх. Все выше и выше, пока не ощутила себя двуногой клячей. Но — встала. Обернулась. Медленно достала из ножен тяжелый нож, взяла за лезвие и протянула рукоятью вперед.

— Ты ненавидишь меня. Тогда прошу — добей. Ты в своем праве. Прошу о милости. Не дай подохнуть, словно блохастой собаке. Подари славную смерть.

Но вожак стаи не стал пачкать руки. Он небрежно выбил нож из моей руки и рявкнул застывшим рядом парням:

— Раздеть и в яму. Незачем здесь гадить. Кровью все провоняет.

* * *

Следующие трое суток я помню плохо. Даже не кусками, а слабыми отголосками реальности.

Яма рядом со свинарником. Жидкая грязь — не представляю, как не захлебнулась. На мне поначалу присохшие куски бинтов, потом и они отвалились.

В эту вонючую жижу с удовольствием пробирались поросята. Вокруг был выставлен невысокий забор из ошкуренных бревен и плетенки поверх. Поэтому огромные свиньи протиснуться не могли, зато малышня с удовольствием возилась и периодически пихала меня розовыми твердыми пятачками. Но не жрали. Просто сначала пытались заставить поиграть, а потом некоторые устраивались рядом и грели, довольно похрюкивая. Я для них была вроде мягкой подушки.

День сменялся ночью, я валялась в забытьи, изредка пытаясь открыть глаза. Выпитые десятки «лечилок» худо-бедно поддерживали меня на грани жизни и смерти. Под конец я чувствовала, что во мне копошатся черви. Пару даже с огромным трудом выдрала из располосованного пулей бедра. На большее сил не хватило.