Просто Давид

Голос миссис Холли дрогнул, и она умолкла.

— Бедняжка.

В быстром взгляде миссис Холли читалась благодарность за сочувствие.

— И вы полюбили его, я знаю, — выдохнула она. — Он говорит о вас часто… очень часто.

— Конечно, я его люблю! Да и кто бы его не полюбил?

— Таких нет, мистер Джек — это верно. И с тех пор, как он заболел, мы чаще, чем раньше, гадаем, кто же он. Понимаете, мне все кажется, что где-то у него есть друзья, и необходимо, чтобы они узнали, где он — как можно скорее.

— Да, я понимаю, — кивнул мужчина.

— Он необычный мальчик, мистер Джек. Его многому научили — вежливому обращению, поведению за столом и такому прочему. И многое из того, что говорил его отец, просто прекрасно! Никакой он не бродяга, и никогда им не был. А его игра. Вы знаете, как чудесно он играет.

— О да! Должно быть, вам не хватает его игры.

— Не хватает. Он и об этом говорит, — торопливо продолжала она, нервно сплетая пальцы, — но чаще всего он говорит о пении, и я не вполне понимаю почему, ведь он никогда не пел, вы знаете.

— О пении? И что же он говорит?

Мистер Джек задал этот вопрос, чтобы дать утомленной маленькой женщине возможность излить душу, ведь это приносило ей облегчение. Но при первых ее словах он вдруг насторожился.

— Все твердит о «своей песне», как он это называет — постоянно. Много не говорит, но я заметила, что он все повторяет одно и то же, примерно так: «Я буду шагать и шагать вперед с гордо поднятой головой и петь ее изо всех сил». А когда я спрашиваю, что же он будет петь, он все время отвечает: «Мою песню… мою песню» — вот и все. Как вы думаете, мистер Джек, у него была… песня?

— Думаю, была, миссис Холли, и… думаю, он пел ее.

В следующую секунду, быстро подняв шляпу и пробормотав: «Я скоро зайду», он развернулся и быстро зашагал по подъездной дорожке.

Он шагал так стремительно и был так поглощен своими мыслями, что не заметил экипажа, пока чуть не попал под колеса. Пропуская его, мистер Джек серьезно, с достоинством поднял шляпу и увидел пару прекрасных вороных, кучера в ливрее и потрясенные глаза, смотревшие прямо на него. Чего он не увидел, так это как мисс Холбрук хотела быстрым жестом остановить экипаж.

Глава XXII Глазами Перри

Дни шли один за другим, а взволнованные наблюдатели, дежурившие у постели Давида, говорили только одно: «Почти ничего не изменилось». Джек Гернси часто заходил на ферму узнать о здоровье мальчика. И часто видел Перри Ларсона, который никогда не отказывался поговорить о Давиде. Именно от Перри Гернси начал узнавать о мальчике вещи, о которых не имел ни малейшего понятия.

— Что удивительно, — сказал однажды Перри, — так это сколько народу спрашивает про мальца. Вот уж я не думал, что они его знают, да что им дело есть, живой он или нет. Вот старая миссис Сомерс, к примеру. Вы знаете, какова она — кислая как лимон и вяжет как черемуха. Так она вчера мне целый букхет дала для него. Сама, говорит, растила и, говорит, евойные это цветочки. Я-то сначала и не разобрал, о чем это она, ну, прямо и спросил. И, кажись, в первый-то раз Давид на ейный сад-то наткнулся и углядел большую красную розу на кусту. Вроде как скрипочка у него с собой была, да он и заиграл — что роза-то растет (ну, вы знаете, как у него заведено!), а она услышала, и давай кричать да спрашивать, что это он себе думает. Ну так любой мальчишка-то убежал бы, ведь нрав ее всем известен — но уж не Давид. Стоит такой смелый весь и говорит, что роза-то, верно, так счастлива, ведь от нее весь жуткий сад таким миленьким стал. А потом, веселый, словно жаворонок, уходит, наигрывая на ходу. Так миссис Сомерс мне как на духу выложила, что она, мол, уж очень разозлилась, ведь сад-то ее и впрямь жутко выглядел, да она и сама знала. Говорит, забросила его совсем с тех пор, как ее Бесси померла. Но как Давид сказал про розу-то, она хоть и разозлилась, но задело ее это. И прям не могла она забыть, круглые сутки думала про то, как роза у ней растет такая красивая да смелая. Ну и, наконец, только чтоб успокоиться, не удержалась и побежала в саду разбираться, и давай полоть и граблями работать. В общем, ежели какое растение живое осталось, она его уж выходила. А потом на Станцию послала за цветами в горшках, потому как сажать-то поздно было. И теперича у нее уж такая красота, вот она букхет-то Давиду и послала. Я миссис Холли как рассказал, она прям рада была, потому как, мол, миссис Сомерс надо было отвлечься, и, как по мне, так она и добрее с виду стала, миссис Сомерс, — словно черемуха расцвела, скажу так.