— А может, знаю… то есть… о чем была история? — спросила мисс Холбрук, облизывая внезапно пересохшие губы.
— Ой, правда? Интересно, откуда! Это не «Принц и нищий», а «Принцесса и нищий», — поведал Давид, — и у них был обычай подавать знаки взмахом платка и отвечать флагами. Вы знаете эту историю?
Ответа не последовало. Мисс Холбрук дрожащими руками убирала рукоделие. Давид заметил, что она даже укололась, торопясь поскорее воткнуть иголку в подушечку. Потом она притянула мальчика на оттоманку рядом с собой.
— Давид, расскажи, пожалуйста, эту историю, — сказала она, — так же, как мистер Джек рассказал ее тебе. Пожалуйста, будь внимателен и ничего не упусти, потому что я… я хочу все узнать, — закончила она со странным смешком.
Давиду показалось, что от этого смешка на ее щеках зажглись ярко-красные пятна.
— Вы правда хотите ее услышать? Тогда я расскажу, — радостно воскликнул Давид.
Рассказывая истории, он получал почти столько же удовольствия, сколько слушая их.
— Понимаете, в начале… — Давид без обиняков приступил к вступлению.
Он хорошо знал ее, эту историю, и если что и забыл, то вряд ли многое. Возможно, он не всегда говорил словами мистера Джека, но передавал смысл в точности, и мисс Холбрук очень напряженно слушала рассказ Давида о мальчике и девочке, взмахах платком и флагах — синем, черном и красном. Один раз она рассмеялась — над шуткой с колокольчиками, которую девочка сыграла над своим другом, но ничего не говорила, пока Давид не дошел до первого возвращения принцессы и как мальчик на крошечной террасе все ждал и ждал взмаха белым платком в башенном окне.
— Ты хочешь сказать, — вмешалась тогда мисс Холбрук, почти вскочив на ноги, — что мальчик ожидал…
Она резко остановилась и упала на стул. Красные пятна на ее щеках превратились в розовое сияние, залившее все лицо.
— Ожидал чего? — спросил Давид.
— Н-ничего. Продолжай. Мне было очень… очень интересно, — сказала мисс Холбрук слабым голосом. — Продолжай.
История ровно ничего не потеряла в его устах. Более того, она кое-что приобрела, потому что теперь была проникнута очень сильным сочувствием мальчика, который любил нищего за его горе и ненавидел принцессу за то, что она послужила тому причиной.
— Так что, — заключил он скорбно, — как видите, история вышла не очень, потому что закончилась нисколечко не хорошо. Они должны были пожениться, жить-поживать и добра наживать. Но этого не случилось.
Мисс Холбрук как-то неуверенно перевела дыхание, и подняла руку к горлу. Из красного ее лицо превратилось в абсолютно белое.
— Но, Давид, — сказала она, запнувшись, после недолгой паузы, — может, он… нищий… больше… не любил принцессу.
— Мистер Джек сказал, что любил.
Ее белое лицо вдруг вновь порозовело.
— Тогда почему он не пошел к ней и… и не сказал об этом?
Давид поднял подбородок. Со всем достоинством, в точности передавая слова и манеру мистера Джека, он ответил:
— Нищие не ходят к принцессам и не говорят: «Я тебя люблю».
— Но, быть может, если бы они так поступали… то есть… если… — мисс Холбрук закусила губу и не закончила предложения.
Она еще долго ничего не говорила, но явно не забыла об истории. Давид понял это, потому что позже она начала осторожно расспрашивать его о множестве мелких деталей, о которых он совершенно точно рассказал. Она так долго беседовала с Давидом на эту тему, что он спросил, не собирается ли она рассказать историю кому-то еще, но она только покачала головой. Больше она его не расспрашивала. И довольно скоро Давид отправился домой.
Глава XXI
С тяжелыми сердцами
Целую неделю Давид не приближался к «дому, который построил Джек», да и Джилл несколько дней сидела дома с простудой. Девочка уже собиралась расстроиться, поскольку любимый товарищ по играм очевидно не проявлял к ней интереса. Но в первый же день после болезни она вернулась из школы испуганной.
— Джек, Давид нисколечко не виноват! — воскликнула она с горячим сожалением. — Он болен.
— Болен!
— Да, ужасно болен. Пришлось вызывать врачей и все такое.
— Как, Джилл? Ты уверена? Кто тебе сказал?
— Сегодня в школе все об этом говорили.
— Но что случилось?
— Какая-то лихорадка. Одни думают, что это брюшной тиф, другие, что скарлатина, а третьи — что-то еще, я не помню. Но все говорят, он ужасно болен. Кое-кто считает, что он и Гласпеллов заразил, а другие уверены, что не заразил. Но, так или иначе, Бетти Гласпелл чем-то болеет, и на этой неделе они никого к себе не пускают, — закончила Джилл с расширенными от ужаса глазами.
— Гласпеллы? Но что Давид у них делал?
— Ну как же, ты и сам знаешь. Он нам как-то говорил, что учит Джо играть на скрипке. Давид часто у них бывал. Ведь Джо слеп, совсем ничего не видит, но очень любит музыку и прямо сошел с ума от давидовой скрипки. Вот Давид и отдал ему вторую, ну, ты знаешь, отцовскую, и показал, как наигрывать мелодии, чтобы у Джо появилось занятие и чтобы он не так расстраивался из-за слепоты. Ну, Джек, разве это не в духе Давида? Джек, я не переживу, если с ним что-то случится.