Просто Давид

— Видите, — вновь улыбнулся мальчик и опять сыграл фразу, на этот раз медленнее и с явным упором на трудную часть. Затем, словно охваченный непреодолимым порывом, он набросился на следующую фразу и технически безупречно сыграл струящуюся каденцию, завершавшую фрагмент.

— Ну и ну! — изумленно выдохнул мужчина, принимая протянутую скрипку. И сразу с жаром спросил:

— Ради всего святого, кто ты такой, мальчик?

Лицо Давида сморщилось от горестного удивления.

— Ну как же, я Давид. Разве вы не помните? Я был здесь на днях.

— Да, да, конечно, но кто научил тебя так играть?

— Папа.

— Папа! — повторил мужчина, изобразив комическое отчаяние. — Сначала латынь, потом джиу-джитсу, а теперь еще и скрипка! Мальчик, кем же был твой отец?

Давид поднял голову и чуть-чуть нахмурился. Его так часто, причем без всякого сочувствия, расспрашивали об отце, что это стало вызывать у него отторжение.

— Он был папа — просто папа, и я очень-очень его любил.

— Но как его звали?

— Я не знаю. Кажется, у нас не было фамилии, как… как у вас здесь. В любом случае, даже если она и есть, я ее не знаю.

— Но, Давид, — теперь мужчина говорил очень мягко и осторожно. Он знаком пригласил мальчика присесть на низкое сиденье рядом. Девочка тоже оказалась поблизости. В ее глазах светился интерес.

— Нет, Давид, у него должна была быть фамилия. Ты никогда не слышал, чтобы его как-то называли? Подумай хорошо.

— Нет, — Давид сказал одно-единственное слово и отвел взгляд.

В первый раз с тех пор, как он пришел в долину, он подумал, что отец, возможно, хотел скрыть их фамилию. Однажды мальчик-молочник спросил, как называть отца, а тот рассмеялся и ответил: «Думаю, придется величать меня «стариком с горы», как говорят в деревне». Насколько помнил Давид, отец больше никогда не говорил о своем имени. Раньше мальчик не придавал этому значения, но поскольку здесь, внизу, фамилия была такой важной, он задался вопросом, не хотел ли отец сохранить ее в тайне. Если так, то Давид был даже рад не знать ее, ведь это позволяло не отвечать любопытным людям, которые задавали очень много вопросов. И еще Давид был рад, что люди не смогли прочесть имя отца в конце второй записки в самое первое утро.

— Но, Давид, подумай. Разве никто не называл отца по фамилии там, где вы жили?

Давид покачал головой.

— Я уже говорил вам. Мы были совсем одни — в домике высоко на горе.

— А… твоя мама? — и вновь Давид покачал головой.

— Она мама-ангел, а мамы-ангелы не живут в домах, знаете.

Последовала короткая пауза. Затем мужчина тихо спросил:

— А ты всегда там жил?

— Папа говорил, шесть лет.

— А до этого?

— Я не помню.

В голосе мальчика послышались нотки сдержанной боли, которые не ускользнули от мужчины.

— Должно быть, твой отец был прекрасным человеком! — воскликнул он.

Мальчик обернулся. Глаза его светились от глубокого чувства.

— Да, он был совершенством! Но здесь, внизу, люди об этом не знают, и, кажется, им все равно, — сказал он, задыхаясь.

— Ох, они просто не понимают, — успокоил его мужчина. — А скажи-ка — ты, должно быть, долго учился, чтобы так играть?

— Да, но мне это нравилось.

— А чем еще ты занимался? И как оказался здесь, внизу?

И вновь Давид рассказал свою историю — в этот раз, возможно, подробнее, чем когда-либо, поскольку рассказ предназначался для ушей сочувствующего слушателя.

— Но сейчас, — закончил он задумчиво, — все стало совсем другим, и я один здесь, внизу. Папа ушел, как вы знаете, в далекую страну, и не может вернуться оттуда.

— Кто тебе это сказал?

— Сам папа. Он написал мне.

— Написал тебе! — воскликнул мужчина, резко выпрямившись.

— Да. Письмо было у него в кармане, знаете. Они… нашли его, — голос Давида звучал очень тихо и неуверенно.

— Давид, а можно мне посмотреть… это письмо?

Мальчик заколебался, а потом медленно вытащил письмо из кармана.

— Да, мистер Джек. Вам я покажу.

Осторожно и благоговейно, но при этом весьма нетерпеливо мужчина взял записку и внимательно прочел ее, надеясь найти в ней имя, которое поможет разрешить загадку. Вздохнув, он вернул ее мальчику. Глаза его увлажнились.

— Спасибо, Давид. Это прекрасное письмо, — сказал он тихо. — И я верю, что однажды ты это сделаешь. Ты придешь к нему со скрипкой наготове и проведешь смычком по струнам, чтобы рассказать, какой прекрасный мир ты здесь открыл.

— Да, сэр, — просто сказал Давид. И вдруг просиял:

— А теперь я всегда нахожу мир прекрасным, потому что не считаю часы, которые мне не нравятся.

— Ты не хочешь этого делать? О, я помню, — отозвался мистер Джек, и лицо его быстро переменилось.

— Да, как солнечные часы там, где живет моя Госпожа Роз.

— Джек, что такое солнечные часы? — с любопытством вмешалась Джилл.

Джек повернулся к ней, словно ощутив облегчение.

— Привет, девчоночка, ты здесь? И ни слова не сказала? Спроси у Давида. Он расскажет, что такое солнечные часы. Знаете, идите-ка вы на веранду. Мне надо… немного поработать. Да и солнце вышло, видите? Вон оно, за деревьями. Вышло только, чтобы сказать «спокойной ночи». Бегите, живо! — и он игриво выпроводил их из комнаты.