Я устала бороться. Повернула крышечку по резьбе, и она поддалась легко, заскользила, раскручиваясь. Я устала притворяться тем, кем я не являюсь. Перец — в карман передника, благо, он широкий. Эти люди хотят судить исчадие ада. Так может, показать им исчадие ада? Показать им, как уходят темные ведьмы? Узкое и длинное лезвие ножа оказалось острым. Не ритуальный, конечно. Кухонный. Но и так сойдет. Чтобы задрать платье и оголить ребра, пришлось потрудиться — и я отстранено порадовалась, что со времен войны у дам не в почете корсеты. Я уже не слушала, что там дальше говорят за окном, их слова сейчас были мое время — время на подготовку. Холодная сталь, никогда не знавшая человеческой плоти, выплавленная и заточенная совсем для другого, коснулась моей кожи. Я подсунула его под плотную темную ткань, стараясь дотянуться как можно выше, и провела вниз — и за лезвием поехала тонкая алая полоса, быстро набухая мелкими бисеринками-каплями, готовыми сорваться в потеки. Сперва слева, а после и справа.
Я одернула платье. Не хватало еще накапать кровью на пол и выдать мои намерения до срока. Хорошо, что я надела сегодня именно его. На нем долго не видно будет медленно расплывающихся пятен, и выступившая из порезов кровь не уйдет до срока в землю, бездарно расплескивая силу. Вы ведь рассчитываете на браслеты, верно? Думаете, если мою силу сковали — то и бояться вам нечего?…и темная ведьма не сумеет ответить ударом на удар, и пойдет за вами покорной овцой. Пойду. Нужно будет дать им увести меня подальше от дома.
Мне нечего делить со светлым, он честный враг, он честно одержал свою победу — а я умею уважать тех, кто этого достоин. Что бы они обо мне ни думали. А те, кто пришел за эфемерной справедливостью и собирается казнить перепуганную девчонку без сил и защиты…
Глупцы. Никакие браслеты не удержат под контролем, если колдовать через собственную смерть. Я не зря так внимательно изучала треклятый артефакт, теперь я точно знала, что он может — и знала, что смогу поднести своим судьям пренеприятнейший сюрприз. Я сегодня уйду — мне действительно нечего здесь больше делать. Но вы, вершители судеб — пойдете вместе со мной.
Я больше ничего не замечала, сосредоточившись на своих ощущениях, прислушиваясь в ожидании момента, когда крови станет достаточно, чтобы выдернуть из нее ярко-алую нить силы. Пока еще нет — но я чувствовала, что осталось еще немного. Еще чуть-чуть. Предчувствие магии разливалось онемением в животе, и колотьем в кончиках пальцев. Сосущей пустотой в сердце. Внутренние органы болезненно поджимались. Предчувствие. Ведьма в преддверии силы. Главное, не открыть эту дверь слишком рано. Ждать. Ждать, пока светлый войдет. Пока скажет — иди, там за тобой. И только когда между нами останутся и дом, и двор, и… Куда-то же они должны меня привести, чтобы казнить?
Вот там всё и случится. Стукнула дверь. Я собралась. Носорог вошел в кухню и, глядя мимо меня безразличным взглядом, бросил:
— У тебя яичница горит. Ч… Что? Я непонимающе сморгнула, пытаясь сообразить — из какого контекста, из какого вообще мира эта фраза?
— Лиза, — терпеливо повторил Мэтт, — ты что, не слышишь? У тебя яичница горит!
Стоп. А где… Ну, где всё? Где пафосные речи (можно, конечно, и без них). Где проводы меня в руки вершащейся справедливости? Я тут готовлюсь умирать, вообще-то! И это всё, что он может мне сказать?! «У тебя яичница горит!»?! Я молча смотрела на носорога. В упор, не отводя глаза и не мигая, как сова. Состояние, в которое я намеренно себя вогнала, раскачивая собственные эмоции, чтобы как можно дороже отдать свою жизнь, отпускало медленно. Тернер, поняв, что от меня адекватных действий не дождешься, сам шагнул к плите и выключил газ. Потом взял в руки раскрученную пустую перечницу, повертел ее и поднял взгляд на меня:
— Ты что, все слышала?
Я молча сверлила его взглядом.
— Ага, — ответил сам себе светлый.
— И этим собиралась отбиваться?
Я действительно готовила перец маневр. Не уверена была только, что удастся его применить, но всегда лучше иметь запасной вариант. Носорог покачал головой, выразительно приподняв брови — мол, беда с этой темной!
А я, резко опустив глаза в пол, тихо попросила: — Можно мне в ванную? И на непонимающее молчание светлого пояснила: — Перец… Я высыпала его в карман…
А еще мне надо сменить и застирать платье, и обработать царапины, пока кровавая капель не пролилась на пол, но об этом, светлый, тебе лучше не знать. А еще я банально хочу прийти в себя, остаться в одиночестве — но этого я тоже тебе не скажу. Светлый, поставив на стол пустую баночку, сочувственно-понимающе разрешил:
— Иди.
Я кивнула, принимая к сведению, и в этот момент голова вдруг пошла кругом, в ушах зазвенело, тело стало разом легким и ватным. Я почувствовала, как у меня темнеет в глазах — и самым позорным образом хлопнулась в обморок.
— Значит, тихая домашняя девочка?
Темная, только-только очнувшаяся от обморока, и теперь озирающаяся по сторонам, пытаясь понять, где она и что здесь делает, замерла и медленно обернулась ко мне.