«Простая» человеческая жизнь. Целиком

Александр Михайлович ворочался, дышал неровно, тяжело. Ему снились первые месяцы после войны. Радость победы уже поутихла, осталось тихое понимание — теперь все будет. И начались тяжелые будни подъема страны из разрухи. Их авиаполк выстроили, спросили: «Кто поедет строить теплоэлектростанцию, выйти из строя!» Шагнули все, и все поехали. Снилось, как тяжело было расставаться с самолетом. Для каждого члена экипажа самолет — дом, крепость, друг, живое существо!

Паровоз остановился под вечер. Дал протяжный гудок. Светило солнце. На воздухе было уже не так жарко, как в поезде. Старшие чины разморенные «вываливались» из офицерского вагона. Нижним чинам было проще — они ехали в деревянных теплушках, с грузовой открытой дверью, и теперь, весело, как горох ссыпались в траву.

— Михалыч, не ты забыл? — спросили сбоку. Это был Лешка, разбитной, но хороший парень из соседского экипажа.

Михалыч легко нагнулся, достал из кустов брошенный ранее вещмешок, показал, и закинул за плечо.

— Это хо–ро–шо! — протянул Алексей, наверно, задумался, что делать с мешком в руках? Потом просто бросил чужое имущество обратно в вагон, и пояснил:

— За ним сам придет! Растяпа!

Спрыгнул, отряхнулся и застыл — так же, как Михалыч сраженный красотой сопок на закатном солнце.

— П-природа, — констатировал Лешка. Михалыч понял, что Лешка волнуется. После контузии Алексей часто заикался. Потом восстановился, но если переживал — слово могло напоминать пулеметную очередь. К этому все привыкли. Знали — Лешка парень надежный, а это главное…

Во сне — все натурально. Во сне — все может быть нарезано фрагментами, как в документальном фильме. Во сне — можно не догадываться, что между фрагментами событий, выдернутых памятью, порой остаются в тени ощутимые куски жизни.

Электростанцию строили между двух угольных карьеров. Третий карьер находился достаточно далеко, но с него тоже должны были доставлять сырье к котельным.

Михалыч сидел в административном бараке. Ждал когда освободится начальство. Через фанерную перегородку хорошо был слышен спор:

— Главное успеть, — сказали густым басом прораба.

— Но это, ведь бесчеловечно! — голосом завхоза, — они же сами… согласились на стройку, все как один! Я же с ними приехал, видел… солдаты, как один…

Михалыч все внимание обратил вслух. За стенкой зашуршали бумагой:

— Если не прикусишь язык, то закончишь стройку в другом месте! — напряженно тихо известили завхоза.

— А ты уверен, что именно расстрелять, за невыполнение в срок?

— Да, успел прочитать.

— Что, прямо–таки всех?..

— …!!!

— И солдат?!!

— Всех!

Михалыч захолодел лицом, по коже побежали мурашки. Бросило в жар. Он схватил сварочные рукавицы и быстрым шагом удалился из барака. Два дня он молчал. Вокруг и так все работали, как проклятые по шестнадцать часов. Спали возле рабочего места — доползти до барака не было сил. Что могла изменить его информация? — НИ–ЧЕ–ГО!!! А вот обидеть людей до глубины души такая информация могла! Оказалось не так просто знать такое, и держать язык за зубами и работать, работать, работать…

Через неделю пришел эшелон — с девушками. С ними обращались как с грузом. Освобождали поезд последовательно — вагон за вагоном, с вооруженным конвоем. Ходили слухи, что этих женщин собрали с отвоеванных земель, за их лояльность к немцам. Бабки порой догоняли конвой и плевались на несчастных. Злобно выкрикивали:

— Ш…хи фашистские! Чтоб вам сгореть, с…ки немецкие!!!

Девушки не вступали в перепалку, отворачивали от плевков лица, мрачно продолжали движение. В лицах сквозила безмерная усталость, безнадежность, отрешение или отчужденность… Рассматривать не хотелось, отвести взор не было сил. Работали заключенные наравне с солдатами — без скидок. Таскали не меньше, спали не больше, а порой даже и меньше. Михалыч их жалел и когда получалось подкармливал сохраненной частью своей порции. Ребята смеялись, говорили:

— На Кощея станешь похож!

Прошло время. Смеяться и укоризненно глядеть перестали… Михалыч заметил — многие солдаты последовали его примеру. Женщины принимали помощь гордо, некоторые застенчиво, но все одинаково просто, и благодарно…

Сон Александра Михайловича плавно сместился в сторону дальнейшей службы в армии. Краем сознания прошло, как они вовремя сдали «объект государственной важности» — теплоэлектростанцию. После заключения девушки так и остались жить в поселении, устроились на работу, обзавелись детьми. Некоторые солдаты после службы вернулись к своим девушкам, в поселок. Жили дружно, если судить по письмам полученным Александром Михайловичем. Михалыч прослужил до тысяча девятьсот сорок девятого года. Уволился сержантом. Пошел работать на завод.

Снился мастер с завода — Иван Данилович Вяземский. Он напутствовал:

— Хороший ты мужик, Михалыч! И голова светлая. Учится тебе надо, вот тебе мое наставление: заканчивай школу и иди в институт! Буду тебя ждать специалистом.

— К‑как в «школу», с детьми?!!! — Михалыча даже в пот бросило.