«Простая» человеческая жизнь. Целиком

Илья Ильич перестал ходить и теперь, остановился напротив коренастого парня с конопатым лицом. Парень задышал чаще, сильней втянул живот.

«Нервничает», — догадался комиссар из своего угла. А военрук сейчас не видел парня, смотрел сквозь него. Илья Ильич размышлял: «Итак: — если это надежда — на что? Умереть и закончить всё единым махом? Нет — слишком просто! Значит — отомстить? Хорошо это даст желание ЖИТЬ!

И, все равно, на фронт нельзя — в учебку их!»

Парень все же не выдержал и посмотрел на командира. Илья Ильич улыбался, он уже понял, что пока размышлял надолго остановился перед самым низкорослым парнем и смутил его: черный ежик волос, хмурый, решительный взгляд серых глаз, аккуратный, подтянутый, спортивный…

— Как зовут?

— Александр, товарищ капитан!

— Почему Вы так стремитесь на фронт?

— У меня убили всю семью, и есть смысл жить только на передовой, с оружием в руках.

— А в какие войска Вы желаете попасть?

— В авиацию!

— В авиацию, — раздумчиво проговорил Военрук, — что же, вполне! Летчиком или пилотом?

— А в чем, простите, разница? — Покраснел подросток.

Иван Ильич переглянулся с комиссаром. Оба расхохотались…

— Простите… — сказал военрук, и уже всем, громко:

— Воль–но!

— Летчик это: связист, механик, штурман, стрелок… Пилот — тот, кто за штурвалом, — пояснил молчавший до сих пор комиссар.

Будущие бойцы прыснули смехом.

Иван Ильич и Кирил Алексеевич поддержали веселье.

***

Ближе к ночи в военкомате сделали перерыв «на обед». Илья Ильич ворчал: «Трудно назвать обедом — завтрак из чая полученный вечером!»

— Зато с сахаром! Видишь, как с интендантом повезло?

— Да… если бы он еще видел дальше своего носа! — проворчал военрук.

— А он уже видит — ему Матвеевна свои очки отдала. Конечно линзы не такие толстые, но «натыкаться на шкафы» он перестал, а нос у него определенно выдающийся!

Илья Ильич рассмеялся, вспомнил шутку, что если интендант выходит из–за угла, то сначала показывается его нос, потом… опять нос, и лишь затем хозяин носа.

Военрук подошел к окну, отхлебывая чай посмотрел во двор:

— Тиха и безмятежна ночь… словно ничего не происходит, а вокруг мир, — прозвучало задумчиво.

— Ты мне лучше скажи, Илья Ильич, о чем ты думал, когда шел вдоль шеренги ребят?

— О них и думал.

Нет, ты не отговаривайся. Послал на учебу, будет младший комсостав, все хорошо. Ты рассчитываешь, что пока они учатся война закончится?

— Не кончится она, — военрук тяжело вздохнул, смял сигарету, бросил в пепельницу. Увидел острый взгляд комиссара и пояснил, — я видел войну, одна Испания чего стоила, потом Финская… сам бы хотел чтоб все быстро кончилось… Вот только немец со всей Европы силы набрал, и нам будет очень тяжело его опрокинуть.

Комиссар весь поджался, но молчал, слушал, и военрук продолжил:

— Очень жалко ребят, сироты… я видел таких в Испании, они очень легко гибли. В учебке у них будет время подрасти, отвлечься и все переосмыслить. Ненависть их поостынет, перестанет быть безрассудной, а ответственность за людей даст смысл существования… Да и командирский состав нам понадобиться — война явно будет не меньше года, а возможно и больше растянется…

— Считаешь, затянется? — Комиссар тяжело посмотрел на военрука. Илья Ильич выдержал взгляд:

— Зря ты так… мне не меньше тебя хочется на передовую… И понадобится возьму винтовку и пойду, рядовым пойду!!! Но сейчас я нужен здесь. Ты, нужен, здесь! А война… будет долгой, победы никогда не даются легко и… главное, остаться человеком, в этой мясорубке! И… сохранить детей! Сейчас им лишь бы отомстить!

Комиссар гневно вспыхнул:

— Как ты можешь так говорить?.. Ты ведь командир, с опытом! А дальше собственного носа не видишь! «Отомстить» говоришь, думаешь это главное? А сотни добровольцев, которые пришли в эти дни. Они тоже отомстить? Ведь это только наш пункт! А по стране? Старики и дети поднимаются! Дети…, даже дети, ты понимаешь?!!! — Кирилл Алексеевич вдруг скис, сгорбился, — ни черта ты не понимаешь, «отомстить», РОДИНУ они идут защищать… землю свою!

— Лексеич, ты не кипятись, конечно, Родину. А все остальное мелочи…

— Мелочи?!!!

— Да, мелочи! Вот только то, что они дети, это не мелочь! Это беда… И чем дольше они будут учиться, чем более они будут подготовлены, тем больше шансов сохранить этих детей.

— Будем надеяться, что мы поступили правильно… — комиссар обессилено сел на стул, — закрывай к едрени–фене всю канитель, давай спать!

***

Александр Михайлович облокотился на больничный подоконник и смотрел на облачный горизонт. «Был разговор военрука с комиссаром или я его придумал? Сложная штука память… А, может, я не проходил тогда под окном военкомата, не останавливался услышав разговор о нас? Или мне этот разговор вообще приснился?