Просо судьбы (СИ)

— Я тоже рад… буду… очень… когда ты меня отпустишь, — просипел Гарч, безвольно повиснув в дружеских объятьях — поспорить с этими тисками он, конечно, мог — сноровки, ловкости и той же телесной крепости у него хватало, но таков уж был ритуал встречи.

— А, ну да, — тот поставил молодого РоПеруци на пол, принялся возбуждённо кружить вокруг него, меряя широкими шагами пространство собственных покоев, пыжась и размахивая руками, но не в силах разродиться новостью. А агробарец, сложив руки на груди, с улыбкой наблюдал за ним — подобное состояние Ги говорило о том, что у того в голове поселилась очередная идея, не попытаться реализовать которую практически невозможно, ибо в их тандеме изобретателем всяких авантюр был именно вербарец, а РоПеруци доставалось лишь тщательное обдумывание и обмозговывание идей и их будущих шагов. — Гарч, представляешь, я женюсь!.. Это уже решено — не смей меня отговаривать! — он остановился и обвиняющее направил в сторону товарища указующий перст, словно пресекая некие возможные слова против, чем вызвал ещё более широкую улыбку. Несколько мгновений сверлил товарища гневным взглядом, потом, словно спохватившись, хохотнул, и вновь начал своё стремительное раздражающее кружение, при этом двумя руками лохматя буйную чёрную шевелюру — как-то ухаживать за ней он не любил, разве что иногда подрезал чёлку, да сам укорачивал общую длину косы, не очень заботясь о ровности, да в ответственные моменты стягивал волосы простым кожаным ремешком — чтоб не мешали. Драться, например. — Если б ты знал, какое это чудо! — он умилительно закатил глаза, что вкупе с его мощной фигурой, лопатообразными руками и нечёсаной гривой выглядело весьма забавно — так мог бы вздыхать о нежном ягнёнке матёрый волк. — Ростом почти с меня… — это был такой бзик у вербарца — он благоволил и испытывал особенную симпатию к высоким людям (Гарч был чуть ли не единственным исключением, ибо старшие братья Ги, пошедшие в невысокую — по их меркам — мать, особым благорасположением «младшенького» не пользовались, вследствие чего их встречи нередко заканчивались мордобоем, с привлечением, естественно, Гарча, которому на самом деле не очень хотелось сориться с наследниками ВерТиссайя).

— Отец уже в курсе? — вкрадчиво поинтересовался РоПеруци.

— Ещё нет. Я его ещё не видел, — он подозрительно глянул на товарища, будто проверяя: неужели тот сомневается в его решимости рассказать всему свету… Всему — не всему, а отец у Гийома (как, впрочем, и все приграничные владетели) был… серьёзным, и что-то делать вопреки его воле было чревато. — И такая… красивая, что я даже дар речи потерял, когда увидел! Представляешь? Я — и потерял! Я, который мог заболтать всех девчонок папаши Края, — это были девушки для утех при постоялом дворе ровно на границе, если двигаться торговым трактом, битые жизнью и не только фигурально, циничные и за словом в карман не лезущие — на их счастье, в трактире папаши Края не останавливались иерархи Церкви, а то гореть бы им на костре, но общаться и ублажать молодого ВерТиссайю любили, так как тот никогда не жадничал при расчёте. В отличие от товарища. Который, впрочем, никогда не имел дел с уличными девками, и терпеливо дожидался товарища где-нибудь поблизости, пока тот шёл на поводу своих яиц. Но и его девушки не задевали. Опасались.

— Кто она? — Гарч решил перейти к конкретике — вздохи и мельтешение вербарца его уже утомили. — Кто-то издалека? Я знаю всех дочерей ближайших баронов по обеим сторонам границы… — подумал чуть, добавил. — И не только.

— Да ты что, — замахал руками здоровяк, — этот цветок не из этого сада, она не из благородных, — задумался вдруг. — Вроде как… Но манеры… и держится, словно действительно голубых кровей.

Гарч усмехнулся, глядя на товарища. Тот был чрезвычайно влюбчив, и такой фактор, как «манеры» если и существовал для него, то стоял на самом последнем месте — ему всё равно было кого тискать: кухарку или графскую дочь, лишь бы от неё не веяло холодом, как от ледышки и не было ярко выраженного недовольства от подобного внимания.

— Но она не оттолкнула мои ухаживания.

— Знаю я твои «ухаживания», — подколол агробарец, — по заднице хлопнул ладошкой — и она уже твоя навеки.

— Нет, что ты, — обиделся тот. — Она не такая, — он посерьёзнел, задумчиво и с глупой улыбкой на лице глядя в сторону. — С ней так нельзя, — ВерТиссайя неожиданно засмущался. — Я даже обратился к дедушке Краю, чтобы он мне… посоветовал, как себя вести.

Гарч лишь покачал головой — насмехаться над Ги в такой ситуации показалось ему как-то некрасиво. Да и может быть вредно для здоровья — вдруг здоровяк рассвирепеет. Потом, конечно, отойдёт, но синяков они наставят друг другу до того изрядно.

— А как смеётся, — зажмурился Ги, на его грубо вырезанном, с крупными чертами лице, с уже густой, несмотря на возраст, бородой, блуждала дурацкая улыбка, наблюдать за которой было сродни подглядыванию, и Гарч почувствовал раздражение — так, всего лишь намётки, но всё равно, это было серьёзно. Нужно было менять тему.

— Может, выйдем поохотиться?