Проснись, моя любовь!

- Да, конечно, милорд. - Она открыла ящик, достала пачку листов и вручила ему.

Чарльз непонимающе уставился на бумагу, затем снова опустил глаза вниз, погрузившись в эти колодцы, похожие на глаза. Глаза змеи. Он видел такие глаза у кобры перед нападением.

Неожиданно его разум осознал то, что сначала увидели глаза, когда он брал в руки стопку бумаги. Пристальный взгляд метнулся к тяжелой кипе листов в руках. Он медленно проглядел их - больше ста, двухсот, трехсот листов бумаги. Может даже четыреста. Излишний левый уклон действовал почти гипнотически, скорее как повторения в янтре.[11]

Чарльз снова сосредоточился на записке Морриган.

- Милорд?

Он взглянул на стоящего в дверях лакея. Дверь была открыта ровно настолько, чтобы он смог протиснуться, заведенной за спину правой рукой он придерживал ручку двери, как будто мешая кому-то ворваться. Чарльз заметил, как мужчина и дверь резко дернулись.

- Простите меня, милорд, но…

- Прочь с дороги, ты проклятый сассенах! Когда лорд узнает, что я хочу сказать, он выслушает меня!

Дверь и лакей дернулись снова, отлетев в разные стороны: дверь открылась, хлопнув по наружной стене, а лакей растянулся на мраморном полу в коридоре. В дверном проеме во всем своем мрачном, грязном великолепии стояла Хэтти, более чем когда-либо похожая на бульдога с торжествующими злорадными глазами и неразборчивым рычанием. Лакей поднялся на ноги и ринулся к старой ведьме.

- Достаточно, Роди.

Чарльз посмотрел на Хэтти, которая так долго при каждом возможном случае игнорировала его, а теперь сама искала встречи.

- Ты можешь идти, - добавил он, обращаясь к раскрасневшемуся лакею.

Хэтти впилась взглядом в лакея, затем посмотрела на Чарльза. Переполненное злобой лицо осветилось самодовольным триумфом, как у собаки, зажавшей между зубами желанную кость и гордо демонстрирующей свой трофей проигравшим дворняжкам.

- Пожалуйста, может, вы соизволите войти? - самым учтивым голосом спросил Чарльз. - Закройте дверь. Сейчас же. Я полагаю, что вы хотите что-то обсудить со мной?

Хэтти закрыла дверь:

- Да, зуб даю, что вы не захотите, чтобы хто-нибудь услышал то, что я скажу. Не так ли, ваша светлость?

Хэтти уставилась на стремительно вставшего со стула смуглого барона-варвара. Он был в вылинявшем зеленом утреннем сюртуке, облегающих кожаных бриджах и в сапогах, столь блестящих, что они отражали солнечный свет, льющийся из открытых окон. Такой приземленный и с низменными желаниями. Она скрестила руки на сморщенной груди.

- Да, я хочу кой-чего вам сказать. И когда я расскажу все, вы не захотите снова принять свою женушку. Не-а, вы позволите ей вернуться к священнику, который почистит ейную душу от зла, и дадите ей жить жизнью, приличествующей богобоязненной женщине, как это было прежде, до того, как вы стали ее беспокоить. Она - зло, которое рожденное от грехов Люцифера и Иезавель. За ней присмотр нужон. Ага, вот так.

Глава 10

Моя леди,

Полагаю, Ваши больные горло и живот оправились достаточно, чтобы позволить Вам присоединиться ко мне за ужином. Я распорядился, чтобы в Вашу честь были приготовлены специальные блюда. Чувствую уверенность, что Вы не станете разочаровывать ни меня, ни моего повара. Поскольку Вы, без сомнения, осознаете, что наши предыдущие договоренности все еще остаются в силе.

Ваш покорный слуга и неизменно Ваш муж.

Элейн изучила записку, смелый четкий подчерк, слова сквозят сарказмом. Почему он не обратился к Морриган по имени? Почему не подписался своим собственным?

- Миледи, время готовиться к ужину. Я приготовлю платье. Вы будете в нем очаровательны.

Элейн раздраженно набросала записку, желая ничего иного, кроме покоя. Кейти прочитала ее и моментально разрыдалась: