Пришел в Деболовскую мокрый, измученный. Дежурный расспросил, узнал, чей я и что со мной, подсадил на проходящий пассажирский поезд (16 км) бесплатно. Утром я был дома. Чтоб не будить, пролез в подворотню, но все равно услыхали, были рады и растроганы все до слез.
Война идет, по-видимому, второй год. Осень, начались сумерки. Иду из школы. Вижу на телеграфных столбах новый приказ о призыве. Они печатались на розовой бумаге. Вглядываюсь и вижу год рождения моего отца. С бьющимся сердцем бегу домой. Говорю маме, вместе бежим к приказу. Уже ничего не видно. Обратно домой за спичками. При неверном свете читаем и ничего понять не можем. Призываются какие-то ратники. Мать в отчаянии считает, что отец будет призван. Дрожат руки, дрожит слабый огонек спички в сгущающихся печальных сумерках. На этот раз призыв отца не коснулся.
Печальная музыка. Гурьбой несемся к месту, откуда она звучит. Лошадь тащит телегу, на ней некрашеный гроб. В процессии несколько солдат с винтовками и шесть музыкантов. Мы идем в этой грустной церемонии проводов солдата, умершего в лазарете от ран. На кладбище винтовочный сухой залп, и все расходятся до следующего раза. Это во время войны повседневность.
Женская гимназия отдана под лазарет. Один этаж мужской гимназии отдан под офицерский лазарет. В двух этажах посменно учится и мужская, и женская половина человеческого рода. Четырехклассная женская школа, стоявшая на Ильинке рядом с нашей мальчиковой начальной, тоже под лазаретом. Лучшие ученики отобраны для посещения лазаретов. Кто разучивает стишок, кто играет на балалайке, кто поет. Собраны цветы и подарки, главным образом, носки, кисеты, табак, сладкое. Я читаю стихи, от которых в памяти осталась одна строфа: «И за нее ты меч свой вынул. Сыны России велики. И робость жалкую откинул. И побеждал врагов полки!». Интересно, что думали бойцы, слушая этот набор слов?
У соседей Волковых три брата призваны в действующую армию. Все они прошли школу младшего комсостава и получили чин прапорщика. Один из братьев, Николай, приехал в кратковременный отпуск. Младший, наш одногодок, горд необычайно. Он, захлебываясь, рассказывает, что Николай награжден темляком у сабли. Мы осмотрели его, потрогали. А наградили его за то, что он, увидев приближающийся цеппелин, своим солдатам скомандовал: «Ложись!». Мы не поверили, как же ложиться, когда надо стрелять.
Игры в войну стали самыми популярными. Но разбитых голов не было. Почему-то чаще всего брали Варшаву.
Продукты питания начали дорожать, стал ощущаться их недостаток. Появились очереди за сахаром, мылом. Магазины постепенно оголялись. Очень скоро уменьшилась гастрономия, кондитерские товары. Но базары с молочными продуктами и овощами были еще богаты до самой революции. Особенно бедственно обстояло дело с обувью. Запомнились все время сырые ноги.
Взрослые все чаще критикуют правительство. Появились сатирические стихи. Одно из стихотворений имело лейтмотив: «И горе мыкать Горемыкин. Ненастоящий и Премьер»?! В другом лейтмотивом было: «Царь едет из Царского в Ставку»! Говорили, что известный артист цирка Владимир Дуров валял в руках рубль, на котором, как известно, был профиль царя Николая, на вопрос, что Дуров делает, последний отвечал: «Дурака валяю!».
В иллюстрированных журналах («Нива»?) на одном развороте печатали множество маленьких портретов офицеров с подписями: «Убит», «Умер от ран», «Ранен». В нашей семье не было офицеров, но фотографии мужчин молодых, средних лет и с большими бородами почему-то все рассматривали долго и внимательно с чувством жалости и словами сочувствия и сожаления.
В гимназии появились новые ученики. Дети беженцев из губерний, где происходили военные действия. Это были, главным образом, дети еврейской национальности. А может быть, на поляков и другие национальности не фиксировали внимание.
Гимназии, мужскую и женскую, объединили. Нам было по 13 лет. Ничего сверхъестественного не произошло. Разве только, что нам дали более слабых учителей из женской гимназии, а более способных и интересных из мужской забрали для старших классов.
2.2. Привитие трудовых навыков