Прошлое должно умереть

Пиратство, разумеется, не исчезло, но число разбойников вернулось к минимально возможному количеству, а страх перед наказанием остудил горячие головы, в которых роились мечты о «героических» грабежах и сладком насилии. Пираты перестали появляться в Ожерелье и центральных мирах Бисера и не рисковали связываться с цеппелями больших торговых корпораций, довольствуясь нападениями на независимых купцов и террором, которому подвергали население пограничных миров. Пираты выродились в банды рэкетиров, грабителей и наемников, охотно принимающих участие во всех конфликтах Герметикона. При этом разбойники старались не привлекать к себе внимания, и лишь немногие продолжали жить в стиле старого Бреннана – не скрывая своего имени.

И плевать они хотели на то, что имя очень быстро оказывалось на плакатах с указанием вознаграждения за поимку – они этому радовались.

Именно таким пиратом был Филарет Лях, известный под кличкой Рубака – так его прозвали за непомерную и не особенно понятную в век огнестрельного оружия любовь к тяжелым саблям и абордажным кортикам.

Выходец из небогатой семьи, Филарет поступил учиться в олгеменическую школу, затем отправился в семинарию, принял сан и вскоре заявил о себе как о священнике новой формации, который привнесет свежую кровь в классическую церковь. Лях понравился иерархам и аристократам, обзавелся покровителями, собирался штурмовать высокие вершины, надеясь войти в историю как самый молодой архиепископ олгеменизма… И впал в ярость, получив назначение на удаленную Кайпрену, хотя мечтал о кафедре на одном из миров Ожерелья. Лях не понял, что люди решили посмотреть, как молодой иерарх справится с серьезным делом, и посчитал, что его карьера рухнула. Честолюбие, обида, гордыня, раздражение – жуткий коктейль переменил Филарета сильнее, чем Белый Мор – несчастных спорки. Ослепленный и озлобленный, он собрал вокруг себя группу единомышленников, по слухам – получил негласную поддержку от Компании, и в один далеко не прекрасный день объявил о неприятии «прогнившей и устаревшей религиозной системы», подверг осмеянию принцип равноправия архиепископов и их назначение Великим Советом и даже выразил сомнение в некоторых догмах. На Кайпрене началось брожение, местные власти растерялись, народ изумился, а когда Лях провозгласил принцип необходимейшей бедности церкви – безусловный отказ от любых владений, начались грабежи храмов и погромы: одурманенные люди отправились «делить неправедно нажитое». Следующим шагом Филарета стало объявление на Кайпрене самостоятельной и независимой церкви, однако последствий оно не вызвало, поскольку в тот же день на планету прибыла верзийская эскадра и транспорты с гренадерской бригадой. И хотя к этому времени Филарет сумел сколотить из своих сторонников армию в несколько тысяч человек, с появлением верзийцев раскол молниеносно закончился. Состоялось одно-единственное сражение: вышедшие из Пустоты крейсеры обстреляли лагерь мятежников, после чего местные солдаты и опытные верзийские гренадеры взяли его в кольцо и арестовали выживших. Однако Филарета не оказалось ни среди пленных, ни среди мертвых, он тайно сбежал из лагеря, едва узнав о прибытии верзийцев, сменил имя и вот уже больше десяти лет скитался по окраинным мирам, ведя дурную жизнь пирата и наемника.

Удачливого пирата и наемника.

Деятельная натура и связь с Компанией, которую он по-прежнему не афишировал, позволили Филарету не только выжить, но и не стать «рядовым» разбойником. Оказавшись в новых условиях, он не растерялся, собрал команду отчаянных головорезов, прославился несколькими удачными набегами и тем заявил о себе. При этом Лях действовал предельно осторожно, дела вел исключительно с проверенными людьми Омута, и Огнеделу пришлось постараться, чтобы заполучить нужные рекомендации. Но Ричард Мааздук был упорен, хотел работать именно с Ляхом, поэтому встреча состоялась.

На далекой планете Кли, настолько никому не интересной, что ее сферопорт представлял собой Сферу Шкуровича и два сарая, один из которых символизировал мэрию, а второй служил таверной. Краску для них пожалели или просто не нашли, дерево потемнело от времени, и путешественникам Кли представлялась унылой и неказистой… Впрочем, такой она и была.

Не желая нервировать потенциального делового партнера, Огнедел прибыл на встречу с оказией, став единственным пассажиром древнего торгового цеппеля, закинувшего на Кли груз оружия и боеприпасов, и, выйдя из Пустоты, заметил у причальной мачты длинную «сигару» «Фартового грешника» – корабля Рубаки. Сам Филарет обнаружился в таверне, в окружении приятелей и шлюх, и, несмотря на ранний час, был уже слегка подшофе. Ричарда предупреждали, что Рубака много пьет, но добавляли, что это не мешает ему оставаться внимательным и… опасным.

– Капитан Лях? – осведомился Огнедел, не дожидаясь, пока его глаза привыкнут к царящему в кабаке полумраку.

– Кто спрашивает?

– Ричард Мааздук.

– Мне говорили, что ты явишься, – хмыкнул Рубака, не делая попытки привстать, чтобы подать гостю руку. – Я даже задержался в этой дыре на два дня.