Прошедшее неоконченное

Старая футболка да виноградник, за которым присматривают чужие люди – это всё, что осталось от того прошлого. Дом Марко восстановил в деталях, но это было уже не то. Марко смотрел на футболку очень долго, но потом всё же вынес её из гардеробной, сгрёб на ткань клочки фотографии и пошёл на кухню. На часах было 11:58.

Мужчина сунулся в холодильник, отщипал от виноградной грозди двенадцать ягод, вымыл положил на стол. Ягоды рассыпались, но Марко сгрёб их в кучу. Он открыл окно. Впуская в квартиру холодный воздух, включил трансляцию с площади Сан-Марко в Венеции и стал ждать.

Почти сразу из телевизора донеслись радостные голоса, оповещающие о том, что сейчас начнут бить часы. И правда: раздался первый «бомммм», и Марко закинул в рот ягодку. Ему отчаянно хотелось удачи. Он глотал ягоды, как утка, не жуя и с последним, двенадцатым, ударом проглотил последнюю. Небо осветилось яркими вспышками салютов. Марко взял футболку с клочками фотографии и тяжело пошёл в сторону окна.

В последний момент Марко сгрёб клочки с футболки. Мужчина отложил ткань на стол, а обрывки фотографии без сожаления вышвырнул в окно. Перед Паолой стыдно не было. А вот желание отпустить горе, которое мучило его уже два года, рождало горькое чувство вины. Марко опустил голову, постоял так минуту и захлопнул окно. Он прошёл в гостиную, прихватив вино и уселся смотреть «Рождественские каникулы», сюжет которых и так знал наизусть.

Через полчаса Марко понял, что не смотрит в экран. Он выключил телевизор и поплёлся в спальню. Раздевшись донага, мужчина со вздохом вытянулся на постели поверх одеял. За окном грохотали фейерверки, освещая комнату цветными всполохами. Вид вылетающего в окно цветного конфетти из фотографии встал перед глазами. Ему скоро тридцать девять, многие его одноклассники уже отправляют своих детей в школу, а он только что выкинул в окно своё прошлое увлечение…

Марко перевернулся на бок. «Интересно, что сейчас делает эта рыжая? Наверное, пляшет где-нибудь на улице в толпе таких же праздных гуляк», – подумал Марко и тут же пожалел об этом. Образ мягких губ, подхватывающих красную сочную мякоть с кремового ложа, мгновенно вломился в сознание. Чёрт! Марко мог в точности описать, где конкретно ему хотелось бы видеть эти губы.

Мужчина усилием воли прогнал эту картинку, но она тут же сменилась другой: прикрыв глаза, девушка за роялем неспешно покачивается в такт музыке с чуть запрокинув от удовольствия головой. Открытое горло белело на фоне рыжих кудрей, на полных губах играла лёгкая улыбка. В его фантазии почему-то девушка была босой. Интересно, что ещё она делает так же неспешно и со вкусом?

Марко выругался уже вслух, профессионально впечатал кулак в подушку и постарался улечься на живот. После всех этих мыслей лежать на животе было неудобно. Марко проклял упрямое тело, которое никак не желало сидеть на голодном пайке и всячески об этом заявляло. Марко понял, что уснуть не получится, встал и, как был, голым, прошёл обратно в гостиную. Подхватив бокал, он осушил его одним глотком, налил ещё один. Но стало только хуже. Мозг, затуманенный алкоголем, отказывался подчиняться хозяину и выдавал образы рыжей мерзавки один за другим.

Через два часа бесплодных попыток отвлечь себя телевизором, вином, музыкой, хоть чем-нибудь, Марко сдался и пошёл в душ. Стоя перед прозрачной стеной, он размышлял, сможет ли он повести себя, как настоящий стоик, и влезть под холодную воду. Вторым вариантом было прекратить изображать высокоморального идиота, встать под тёплый душ и решить проблему, как подобает настоящему воину. То бишь, бедолаге вполне взрослому, но не имеющему доступа к живым женщинам. Плюнув на эго, Марко включил горячую воду.

Образ ненавистной ведьмы не шёл из головы, и Марко провёл в душе гораздо больше времени, чем планировал. До постели, хмельной и вымотанный, он добрался только к четырём утра. Ему снилась рыжая ведьма. Нагая, она лежала на белой смятой простыне, бесстыдно раскинув ноги, манила его и призывно улыбалась. На её белой коже танцевали отблески пламени, руки девушки тянулись к нему, оглаживали разгорячённое лицо, притягивали ближе. Она просила его о чём-то, тихо и нежно, льнула к нему, как кошка. Она целовала его и шептала на ухо какие-то нежности. Её акцент сводил Марко с ума, и он метался во сне не в силах унять вновь проснувшееся возбуждение.

А потом в его сны снова ворвалось пламя, и Марко с хриплым вздохом проснулся. Он не видел трагедию лично. Чёрный закопченный мрачный родительский дом, похожий на кладбищенский склеп – это всё, что он застал. Опознание родителей он помнил плохо. Ему, конечно, показали то, что от них осталось, но он бы не определил в этих головешках останки человека, если бы ему не сказали. С тех пор ему часто снился огонь.

В восемь позвонил Винченцо, его ассистент. Голова у Марко нещадно болела, а тело всё ещё ныло от перенапряжения. Марко готов был взбелениться и разорвать ко всем чертям контракт, но потом вспомнил сумму неустойки и всё-таки ответил на звонок.