Прощание с Землёй

Я бегу вокруг озера, желая обогнуть его, с дальней точки проверить необыкновенный звуковой эффект, когда расстояние перестает быть преградой для звука, надеюсь просчитать шагами окружность воронки и все-таки попробовать сделать несколько забросов блесны. Я спешу, отсчитывая шаги, слышу тихий говорок Василия и Осипа, дошел уже почти до половины окружности, а могу разобрать даже отдельные слова, во всяком случае, слышу ясно: "Егдо", часто повторяемое в разговоре моих проводников. Хлещу потихоньку озеро, выбрасывая далеко блесенку, и веду ее то поверху, то в глубине. И вдруг там, куда в очередной раз падает блесна, горбом вспухает водная гладь и громадный круг разбегается по неподвижной доселе воде. Какая-то рыба заинтересовалась приманкой, поднялась из глубин, наверное, выслеживает блесну. И я, охваченный азартом, начинаю и так и эдак подкидывать приманку, играть ею и чувствую - следит, следит за ней рыба.

Никогда не подозревал в себе столь сильной страсти, способной заслонить даже любимую работу.

А выявившая себя рыба, ее тяжелый, хищный, но осторожный ход за блесной, вроде бы даже чуточку уже и ударила, едва коснувшись пока только лесы, разом переключила меня на себя. Наверное, главное во мне начало охотник.

Быстро повторяю один за другим забросы. Стараюсь придать движению блесны большую естественность, игру, вызвать к ней влечение. Тень от дерева легла на воду, глубоко ушла от берега. Недвижимо лежит тень.

Тень? Какая тень? Почему от дерева? Но на берегу нет деревьев, нет их вокруг, по крайней мере, в радиусе четырех километров. Откуда тень?

И солнца нет. Пора бы ему уже и подняться над дальними сопочками.

Сумрачно. Только над водою тяжелыми парами поднялся туман, зачадило озеро. Не видно противоположного берега, не видно ребят, и голосов их не слышно. Съел туман, съели испарения людские голоса, определили расстояние. Но почему же тень на воде? Откуда? Я сматываю леску, все еще бессознательно стараясь найти предмет, отбрасывающий тень на воду, и разглядеть ее. И вдруг осознаю - тень разглядывает меня. И не тень это... Нет! Щука?.. Таймень? Рыба? Что это?..

Подошло близко к берегу, не возмущая мертвого покоя воды, поднялось из мрака... Сам мрак поднялся длинной полосою, черным, сброшенным в пучину каменным деревом. Щелкнула блесна по кольцам на удилище, подтянул ее, выбрал до предела. Словно бы фонарик - были такие в моем детстве, с крупной круглой головкой над лампочкой, - направлен на меня из глубины озера. У самого берега светится белым глазом он.

Жутко стало... Да ну его... Все-таки человек я... живой... Уходить надо! Шибко спешить, однако, надо. Не должен, не должен я глядеть в этот белый зрачок. Пусть пожалею потом, пусть, коли расскажу, будут смеяться надо мной друзья, но надо уходить... И я бегу от тайны, как бежал тогда от доброты старой женщины в черном. Тоже в черном... Во сне ли, наяву была она?

Но тут-то точно не сплю. Бегу?

Василий с Осипом уже собрались, ждут. Поняжки за плечами. Три дымокура горят. Три высоких костерка, всю вязаночку, что принес Осип, запалили.

- Бежать надо.

- Побежали. Костры залейте.

- Не надо... Гореть должны.

Чадит, кутается в туман озеро Егдо, места моей рыбалки не разглядишь отсюда. Замечаю - туман над озером черный.

- Гореть будут? - спрашиваю о кострах.

- Так надо... Будут, - Василий помогает надеть на плечи рюкзак.

- Ловил? - спрашивает Осип.

- Ловил.

- Не поймал?

- Нет.

- Видел?

- Видел.

- Теперь веришь, однако?

- Верю.

Бежим обратной тропою. Оглядываюсь. Нет позади озера. Чадит, расползается по всему цирку черный туман, и только тремя ранками сочатся в нем живым светом оставленные костерки. Тут гореть нечему. Тут все сгорело. Да и внутри у меня тоже словно бы выжгло все холодным огнем. Уйти бы только побыстрей отсюда. Знаю, что сам потом буду смеяться, вспоминая это состояние. Но сейчас только бы уйти, унести ноги... и образцы. А может быть, не брать образцов - выкинуть? Нет, шалишь, паря! Этого я тебе не разрешу. Умирать буду, а черненькие камешки не выброшу. Или донесу, или с ними лягу в землю. Шалишь, Егдо! Этого ты у меня не отберешь. Не я со своей тайной пришел к тебе, но ты ко мне со своей. К нам, к Земле.

Взошли на ту возвышенность, на гребешок, что определил цирковые россыпи, откуда увиделся впервые громадный овал лазурита. Нет его позади. Ничего нет. Чадный белый туман с черной окалиной поверху затопил впадину, словно бы гонится за нами, и огней уже не видно, живых наших огней.

- Однако, ушли, - говорит Василий и улыбается. - Не догонит теперь.

- Шибко плохой туман тут, - Осип качает головой.

Мы стоим рядышком трое и глядим туда, где должно быть озеро Егдо, но его нет, нет его за туманом.

- Туман плохой. Кости портит, кашель делает. Гниет внутри, ох, как плохо.

- Теперь долго так будет.

- Как?

- Как туман будет. Всекта будет. Дань, два не будет. Потом год будет. Всекта, - объясняет Осип и, как Василий, улыбается. - Пронес бок.

- А почему мы пришли, тумана не было?