Мне показалось, или в его голосе и правда промелькнули просительные интонации? Но я была непоколебима:
— Нельзя.
Верзила безнадежно махнул рукой и потопал прочь. А я с облегчением перевела дух. Хорошая все-таки наука психология! Ведь я могла бы сейчас такого наслушаться, а дело кончилось сущими пустяками. Довольная собой, я завела машину и покатила дальше.
Вскоре показались приземистые окраинные домики, в одном из которых прошло мое детство.
Сердце болезненно сжалось, на глаза навернулись слезы, и я хлюпнула носом. «Пора все-таки продать дом, а то стоит с заколоченными ставнями, словно и хозяев у него не осталось», — думала я, отстегивая ремни безопасности на Андрюшином кресле.
— Мама, а чего ты плачешь? — испугался сын.
Глаза у него сразу повлажнели, и он готов был сам залиться слезами.
— Э, ты чего?! — потрепала я его по кудрявой голове, снимая с кресла и ставя на землю. — Мне просто в глаз что-то попало, сейчас пройдет. Пойдем в гости?
— Пойдем, — с готовностью кивнул малыш.
Звонок у Поляковых, как и в прежние времена, не работал, покосившиеся ставенки были ядовито-зеленого цвета, а перед калиткой красовалась длиннющая, напоминающая по форме банан, лужа.
Пока я барабанила в окно и в дверь, Андрюшка влез обеими ногами в лужу и попытался измерить ее глубину. К счастью, я успела вовремя выхватить его оттуда. Наконец тетя Шура услышала мой стук и откликнулась.
— Иду, иду!
Голос у тети Шуры звонкий, молодой, и, не увидев ее, ни за что не догадаешься, сколько ей лет на самом деле. Она, как в юности, просыпается каждое утро в восторге от начинающегося дня. Для нее мир по-прежнему полон тайн и открытий, пожилая женщина полна надежд и энергии. Наверное, тембр голоса отражает отношение к жизни?
— Дианочка, вот так радость! Проходи, проходи, деточка. Какой красивый мальчик! — всплеснула руками от умиления тетя Шура и наклонилась к Андрюше. — Тебя как зовут?
— Андрюша.
— Глазки точь-в-точь как у твоей бабушки, — прослезилась она. — А носик — дедов. Ой, да чего ж мы тут стоим? Проходи, Дианочка, садись. Да не сюда, сразу за стол садись. А я уж пойду дядю Петю разбужу.
— Не надо, — запротестовала я, — пусть отдыхает, я же на минуточку.
— Еще чего! Сейчас сядем за стол, бабушку твою вспомним. А как же без этого? Все должно быть по-людски, вон, сколько времени не виделись. А Петя и так уже два часа бока давит, хватит. Да и не простит он мне, что я его не разбудила, с тобой увидеться не дала. Петя, вставай! — крикнула она, уйдя внутрь дома. Вернулась с вазой, полной яблок. — Бери, малец, — протянула она Андрюше яблоко. И тут же, повернувшись в сторону спальни, опять закричала: — Петя, да встаешь ты или нет? К нам Дианочка пришла, внучка Любина!
— Встал уже, — раздался хрипловатый голос, и в дверях показалась всклокоченная седая голова.
Дядя Петя присел на корточки перед моим сыном и протянул руку:
— Здравствуй, мужик!
— Здрасте. — Андрюша загордился от оказанного ему внимания и пожал протянутую руку с большим достоинством.
— Ух, ты! Да ты большой совсем, ишь как по-взрослому здороваться умеешь! И маму, наверное, любишь?
— Люблю, — согласился Андрюша и на всякий случай прижался ко мне.
Дядя Петя рассмеялся.
— Молодец, что зашла. А мы недавно вспоминали тебя, все думали, как ты там живешь? Совсем забыла стариков…
— Да ладно тебе, — оборвала мужа тетя Шура, — неси лучше бутылочку вина. Вино хорошее у нас, домашнее, сами делали, — подмигнула хозяйка.
— Я за рулем, мне нельзя, — поспешно отказалась я.
— А я тебе капельку налью. Оно ж как сок, ни один гаишник не поймет.
Когда от выпитого раскраснелись щеки, а большая часть угощения была съедена, я решила приступить к вопросам.
— Как тихо, спокойно у вас. А как у Буряковых дела? Нормально все? Может, пополнение какое в семействе?
— Какое пополнение? — Тетя Шура так удивилась, что даже перестала жевать.
И я поняла, что сморозила глупость. Покраснев, промямлила:
— Ну, дочка… или внучка… у кого-нибудь… появилась…
Тетя Шура долго смотрела на меня так, слово увидала в первый раз, потом губы ее начали растягиваться в улыбку, и наконец она, не выдержав, прыснула со смеху. Следом за ней засмеялась и я. Смеялись мы долго, а я попутно вспоминала соседей.
Дело в том, что Буряков не от мира сего, так обычно говорят о подобных людях. Он живет в своем особенном мире, в котором все движется по его собственным, особенным, законам. Суетливый и многословный, он всегда одет во что-то бесформенное и неопрятное. Причем утром он неизменно выходит из дому чистый и отутюженный, а возвращается в пятнах, наводящих на подозрение, что в его галстук заворачивали пирожки, а плащом вытирали тарелки.
При этом жена Бурякова страшно ревнива и постоянно закатывает ему скандалы. Для меня всегда оставалось загадкой, к кому его можно ревновать, если невооруженным глазом видно, что такое сокровище нужно только ей.
К тому же Буряков — клептоман. Свои мелкие кражи он совершает в глубокой задумчивости, машинально засовывая в карман все, что попадает ему в руки. Особую страсть он питает к ручкам и карандашам, но изредка прихватывает и прочие мелочи.