Когда я ощущаю в себе
неуверенностьи
уязвимость,тогда я соблюдаю дистанцию. С одной стороны, мне хотелось бы общаться с ним исключительно полюбовно. С другой же – я чувствую, что моя
оборонительная позицияпровоцирует его причинять мне боль. Иногда я начинаю
рассуждать настолько трезво,что самой становится
противно. Стараюсь вести себя как можно более отвратительно, чтобы я ему осточертела. Чтобы я смогла остаться верной своему решению.
Настал день, когда я почувствовала, что
дошла до последней черты,что
тоскую по нему до умопомраченияи мне абсолютно
безразлично, что будет завтра.У меня одно лишь
безумное желание– хоть на миг быть с ним вместе. Занимаясь прощением, я временами достигала в себе такого равновесия, что во мне оживала любовь и я
не хотела ему в ней отказывать.Чувствую: мы оба в этом нуждаемся. И вместе с тем я
знаюи чувствую, что
моя зависимость от этого лишь растет.
Мое сердце
разрывается от тоски по нему.Хотелось бы не расставаться с ним ни на минуту, но чувствую, что
не имею на это права.Наша самая длительная разлука, в течение которой мы не спали вместе, продолжалась почти четыре месяца. После нее мы опять набросились друг на друга с жадностью изголодавшихся. Это как зарядка аккумулятора, возвращающая на время равновесие.
Всякий раз, когда между нами происходит некая сцена, доказывающая, что он мне вовсе не так безразличен, как я стараюсь
изобразить,у меня надрывается душа. Опять я себе
доказала,что моя
ревностьникуда не делась, что моя
терпимость – лишь самообман.Тогда я в очередной раз принимаю решение общаться с ним в дальнейшем на нейтральной почве, хотя сама в это не верю.
Когда я
манипулируюим и веду себя
отвратительно, он меня
побаиваетсяи избегает. Когда я
благосклонна, он приходит,
используя момент,и через несколько часов уходит. Когда со мной происходит серьезная неприятность, из всех знакомых на помощь я зову только его, и он летит ко мне, словно вольная птица, у которой нет никаких обязательств на стороне. Я
не имею права возмущаться, выдвигать условия, быть несчастной,так как это – мой выбор. Принимая его, я
знаю, что он из себя представляет. Я пыталась
смиритьсяс его
свободолюбием. Внушаю себе, что
современная женщина не ограничивает свободы мужчины,что
ревность – пережиток прошлого.На эти мои потуги он глядит все более равнодушно.
Иногда я
в отчаяниидумаю: какие
безумства,какое
свинствомне нужно бы совершить, чтобы отпугнуть его окончательно.
Страх погубить любовь велит избегать близости с ним.В реальности же я цепляюсь за него
обеими руками,хоть и знаю, что
одомашнить его невозможно.Я спрашиваю себя:
желаю ли ясвязать жизнь с мужчиной,
который не намеренограничить себя в сексуальной свободе?
Не желаю.Мысль о том, что он найдет себе женщину, с которой станет жить, для меня непереносима, хоть это и разрешило бы мою проблему «желаю – не желаю». Себя я
утешаютем, что если он, живя со мной, так и не решил для себя, жить ли вместе с женщиной или нет, то вряд ли решит сейчас. Будет, как и сейчас, бегать от одной женщины к другой.Ко мне не осмеливается подойти ни один мужчина, так как всем известно, что он у меня единственный. За эти три года у меня не было связи ни с кем. В течение года он раз десять оказывался в моей постели, и этим моя половая жизнь ограничивалась. Никто другой мне не нужен. По правде говоря, никто и не навязывается. Чувствую, что я никудышна в своей беспомощности и обреченной зависимости. Боюсь, что эта безнадежность никогда не кончится».
Такова
душевная жизнь женщины, которая из чувства долга все более превращается в бесчувственную машину.Заниматься сексом ее вынуждает
желание ощущать себя человеком,ибо в процессе превращения в машину последними утрачивают чувствительность половые органы. Желая секса, она желает жить. Не желая подобного секса, она не желает жить подобной жизнью.