А вот и судья – хромает к шикарному креслу под оливковыми ветвями герба Техаса. Вскоре раздастся звонок, присяжные займут места и председатель озвучит решение. Думаете, электрический стул? Побойтесь Бога! Репутация преподобного Паркера подпортилась, как и прическа, за время пребывания в тюрьме, но, если вы прислушаетесь к шепоту семейной пары справа, то поймете, что многие считают святого отца невиновным. Даже несмотря на выявленные факты четырех нападений на студенток в Ньюкасле, нападений, что крайне похожи на историю Марли, но не совпадают по датам со службами преподобного.
Вот и впереди зашептались о невиновности. Вам это кажется глупым, но мы в провинции, сейчас 1977 год, и церковь еще служит опорой стадам заблудших душ. Да и преподобный не сознается: а шрам на пальце и сломанные очки объясняет тем, что застрял в шестерне колокольного механизма. Предугадывая ваш вопрос, отвечаю: нет, к вечерне, по словам местного священника, в тот день не звонили.
Кстати, у лейтенанта Шакелфорда, который сидит в третьем ряду слева – увидели? – несмотря на милую улыбку, тоже дурно на душе. Недели полтора назад один антиквар из Эдинберга опознал подсвечники со дна канала, как произведения восемнадцатого века, которые он черти когда оценивал для некой госпожи де Витт. На ее же имя зарегистрировали покупку диапроектора, но обвинение, увы, так и не доказало связь между госпожой де Витт и преподобным Паркером.
Мерфи? Она не посетила ни одно заседание в суде, хотя неизменно приходила к его мраморным ступеням. Всякий раз Мерфи качала головой, стискивала челюсти, будто хотела раздробить собственные зубы, и возвращалась домой. Бродила по пустым и бесполезным теперь комнатам, смотрела на ружье и размышляла, что если к такому ужасу шла вся ее, Мерфи, жизнь, то с дорогой явно было что-то не так.
О, председатель присяжных поднимается. Тихо.
– По обвинению в нападении на Марли Крейн: присяжные вынесли вердикт – виновен. По обвинению в убийстве Гвендолин Шаклефорд: присяжные вынесли вердикт… вердикт – невиновен.
Слышите? Поднимается дикий шум, будто стая ворон срывается с насеста. Сейчас судья ударит троекратно деревянным молоточком: призовет людей к порядку и после двухдневного размышления приговорит отца Паркера к штрафу в полтысячи долларов. Гвалт вновь пронесется из одного конца мраморной залы в другой, от флага США до флага Техаса, и люди – меньшинство с удивлением, большинство с радостью, Паркер устало – потянутся к выходу.
Давайте и мы выйдем на улицу. Уф, до чего же душно. Видите преподобного? Вот он бредет за нами – потрепанный, но уже свободный, и за ним вьется белый шлейф из набожных горожанок.
А все-таки: виновен или нет?
Выстрел! Крики, шум. Куда люди бегут? Снова выстрел! Держитесь меня. Помогите девушке подняться, что вы замерли? Кто же так визжит? Там на полу кровь… много крови. Вы видите? Преподобный Паркер, что червем ползет по мраморным плиткам, и черная тень Мерфи над ним – с дымящимся охотничьим ружьем.
***
Минула неделя. Дуайт Паркер скончался в больнице. Мерфи снятся нескончаемые кошмары в тюрьме. Шакелфорд и мы – в церкви, под ее холодными сводами. Ему не дают покоя предсмертные слова преподобного, которые тот прошептал, когда лейтенант, умирая от стыда и ужаса, обезоруживал Мерфи.
"Кафедра".
Зачем Паркер это сказал? Запутать? Раскаяться? Отомстить? Лейтенант подзывает мальчика-служку и спрашивает, что не так с церковной кафедрой.
– Все так, – отвечает ребенок. Улыбается и показывает надпись в основании: